«Множишь ты, — Феб говорит, — вину свою ложью и, видно,
Вещего бога своим вздором желаешь надуть?
Знай, пока будет висеть на дереве сочная смоква,
Не приведется себе свежей напиться воды».
Ворон, Чаша и Змей вместе на небе блестят.
Третья заря после ид обнажившихся видит луперков,
Фавна двурогого тут священнодействием чтят.
Праздника этого чин поведайте мне, Пиэриды,
Пана, хранителя стад, почитали в Аркадии древней,
Он появляется там часто на горных хребтах.
Видит Фолоя его, его знают Стимфальские воды,
Так же как быстрый с горы в море бегущий Ладон,
Выси Киллены-горы, средь Паррасийских снегов.380
Пан был скота божеством, Пан был там коней покровитель,
Пан и дары получал за охраненье овец.
Этих богов из лесов привел Эвандр за собою;
Здесь-то мы бога и чтим, и праздника древних пеласгов381
Чин стародавний досель фламин Юпитера чтит.
Но почему же бегут? И зачем (если надобно бегать),
Спросишь ты, надо бежать, скинув одежду свою?382
Любит внезапно для всех бег свой стремглав начинать;
Голый бог нагишом бежать своих слуг заставляет,
Чтобы одежда на них им не мешала бежать.
Не был еще и Юпитер рожден, и луна не являлась,
Жили они как зверье и работать еще не умели:
Грубым был этот люд и неискусным еще.
Домом была им листва, вместо хлеба питались травою,
Нектаром был им глоток черпнутой горстью воды.
И никакою землей пахарь у них не владел.
Не применяли коней никогда, а двигались сами,
Овцы, бродя по лугам, собственным грелись руном.
Жили под небом открытым они, а нагими телами
Напоминают о том нам теперь обнаженные люди
И о старинных они нравах минувших гласят.
А почему этот Фавн особливо не любит одежды,
Это тебе объяснит древний забавный рассказ.
Фавн их увидел вдвоем, глядя с высокой горы.
И, разгоревшись, сказал: «Убирайтесь вы, горные нимфы,
Мне не до вас, а ее пламенно я полюблю».
Шла меонийка, власы благовонные с плеч распустивши,
Зонтик ее золотой защищал от палящего солнца,
Зонтик, который держал мощный Амфитрионид.
К Вакховой роще она подошла, к виноградникам Тмола,
А уж на темном коне Геспер росистый скакал.
Где у порога журчал весело свежий родник,
И, пока слуги еду и вино готовили к пиру,
В платье свое наряжать стала Алкида она.
Туникой тонкою он, в гетульский окрашенной пурпур,
Не по его животу был пояс, а туника жала;
Все разымал он узлы толстыми мышцами рук.
Он и браслеты сломал, они были ему слишком узки,
И под ступнями его тонкая обувь рвалась.
Ей достается колчан, легкими стрелами полн.
Так и пируют они, а после того засыпают
Порознь, но ложа свои рядышком стелют себе,
Чтобы достойно почтить создателя лоз виноградных
Полночь настала. На что не пойдет неуемная похоть?
В сумраке крадучись, Фавн к влажной пещере пришел
И, лишь увидел, что спит опьяненная спутников свита,
Он понадеялся тут, что господа тоже спят.
И осторожной рукой щупает, что впереди.
Вот подошел наконец он к желанным покровам постели
И обнадежил его первый сначала успех.
Но лишь дотронулся он до желтой щетинистой львиной
Страхом объятый, шарахнулся прочь, как путник, увидев,
Что наступил на змею, ногу отдернуть спешит.
После же щупает он покрывала соседнего ложа
Мягкие, это его и завлекает в обман.
И напрягает, как рог, страстную жилу свою.
Вот задирает и тунику он с лежащего тела,
Но оказались под ней ноги в густых волосах.
Дальше полез он, но тут герой тиринфский ударом
Грохот раздался, рабы всполошились, царица-лидянка
Требует света, и всё факелом освещено.
Фавн вопит, тяжело свалившись с высокого ложа,
Еле он тело свое поднял с холодной земли.