– Да, – ответил я. – И надеюсь, что это взаимно.
На некоторое время майор куда-то пропал, затем возник снова.
– Я отдал распоряжения. Мои бойцы попробуют что-нибудь сделать. Не пугайтесь, если будет шумно, возможно, придется чуть-чуть повзрывать. Главное, сохраняйте спокойствие и не делайте лишних движений. Я должен быть уверен, что с рядовым Вячеславом Савельевым не случится ничего… непоправимого. Кстати, когда вы собираетесь его вернуть? Очевидно, еще до того, как вагон будет отцеплен. – Несмотря на уверенный тон майора в конце последней фразы явственно слышался маленький вопросительный значок. – Вы слушаете? Я хочу сказать, вам же, наверное, потребуется кто-нибудь с навыками машиниста, после того как мы отцепим вагон. Предлагаю обмен: сначала наш человек переходит к вам, потом вы отдаете Савельева. Таким образом, в ваших руках постоянно будет один заложник. Так когда мне прислать своего человека? – сдержанно спросил майор. – Ребята докладывают, что работы по отцепке осталось минуты на три-четыре. Наш обмен лучше произвести прежде, чем будет заложен заряд, вы согласны?
– Не совсем.
Я посмотрел в дальний конец вагона, где действительно наблюдалось какое-то мельтешение. Дверь со стороны затемненного вагона была приоткрыта, и из нее время от времени возникали чьи-то тени. Они производили какие-то действия, подсвечивая себе узкими лучами фонариков, и снова исчезали, растворяясь в темноте.
– Мне кажется, это лишнее. Вы сами сказали, что любой из ваших парней способен управлять поездом. Пусть этим любым станет Савельев. Он ведь знает, что надо делать, чтобы колеса крутились?
– Да, конечно… Но ведь он… – В этом месте глаза майора обязаны были нервно забегать. – У него мало опыта, он самый молодой в отделении. Я хотел предложить вам более опытного…
– Спасибо за заботу, – ответил я. – Рядовой Савельев нас вполне устраивает. Мы к нему, можно сказать, привыкли. Да и он к нам… Скажи, Славик, тебе же не хочется от нас уходить? – Я снова поднес трубку к лицу рядового, однако тот не издал ни звука. Он сидел, понуро уставившись на свою оскудевшую нагрудную растительность. – Слышите? Это он кивает. Так что рядовой Савельев останется с нами.
– Как долго?
– Сколько потребуется. Скорее всего, пока мы не выберемся наверх.
– Нет! – резко возразил майор. – Это меня не устраивает. Ему нельзя наверх, это верная смерть. Ему вообще опасно удаляться от заданной высоты… черт, глубины! Предложите другие условия, или я буду вынужден отдать приказ об атаке.
– Ну, тогда… – спешно соображал я. – Тогда мы высадим его на какой-нибудь станции, чтобы вы потом могли забрать его на дрезине. Но не раньше, чем он передаст нам свои навыки вождения.
– Да чего там передавать! – оживился майор. – На самом деле там ничего сложного. Слева – плюс, справа – минус… или наоборот. Главное, чтобы контакт был. Знаете, я подумал, что вам вовсе не обязательно брать кого-то с собой, я мог бы консультировать вас по телефону. Не бойтесь, я не собираюсь вас обманывать!
– Верю, – сказал я. – Однако, условий не меняю. Так мне спокойней. Вы тоже не бойтесь, мы отпустим Вячеслава, как только появится возможность.
– Хорошо, – к сожалению, в голосе майора не чувствовалось готовности к капитуляции. Скорее, к планомерному отступлению на заранее подготовленные позиции. – Могу я поговорить со Славой? Это недолго, буквально несколько слов.
Я позволил поезду отмотать еще пару сотен метров вниз по спирали, прежде чем решился:
– Хорошо. Разговаривайте!
Я приложил трубку к уху Савельева и, недолго думая, приложился к ней сам, насколько это было возможно.
– Товарищ майор!.. – прогундосил рядовой.
– Эх, Славец, Славец! – донеслось из трубки. – И зачем я тебя одного отпустил? Думал, безопасно. Тут уже давно все безопасно, и вдруг такое! Виноват я перед тобой, Славец, сильно виноват.
– Ну, товарищ майор!..
– Не спорь, Славка, подставил я тебя. Судьба у вас, что ли, у Савельевых, такая? Николай ведь тоже, если б не ушел в тот раз в одиночку, был бы жив сейчас, а не лежал в бункере за СПК. Да, ведь там его и накрыло, помнишь, за СПК. Два урода беглых… Ненавижу! Мы их потом поймали, конечно, только Николая- то уже не вернешь. Так и будет себе лежать в бункере, как раз за СПК. Эх…
– Так ведь, товарищ ма… – попытался встрять Савельев, но был резко перебит.
– Ладно, Славец, кончай! Не тяни время, сейчас рванет. На всякий случай, до скорого!
– До скорого, товарищ майор, – послушно промямлил рядовой в умолкшую трубку.
– Эй! – позвал я, но не дождался ответа. Тогда я перевел рычажок с правой стороны трубки в положение «вверх, до упора», сложил антенну, спрятал телефон в карман и объявил: – А теперь, пожалуйста, сядьте как-нибудь поустойчивее. Похоже, сейчас нас будут «чуть-чуть взрывать».
И сам показал пример, устроившись между Игорьком и Лидой и приобняв их с одной стороны за детские плечи, с другой – за девичью талию. Петрович, являя собой образец устойчивости, одной рукой впился в боковой поручень, другой жестко зафиксировал беспомощного Вячеслава. Только Ларин не отреагировал на мои слова. Широко расставив ноги, он стоял посреди прохода и целился в лоб рядовому, зачем-то зажмурив левый глаз, как будто готовился к стрельбе по удаленной малоразмерной цели. Его правый глаз не моргал.
Суета в дальнем конце вагона достигла апогея. Тени бойцов невидимого фронта мелькали, как сумасшедшие. Лучи нескольких фонариков прочерчивали причудливые кривые на черном стекле.
Воспользовавшись возникшей паузой, я спросил у Савельева:
– Кстати, что такое СПК?
– А? – вздрогнул рядовой. – СПК? Я вообще-то здесь недавно. Вроде бы, так называется…
Он не договорил, или я его не услышал, поскольку именно в это мгновение пауза оборвалась, как перетянутая струна, взорвалась, гулкой болью ткнулась в барабанные перепонки, наподдала по ягодицам, обдала жаром, осыпалась пылью с потолка и осколками последних стекол. Я вскрикнул что-то – сам не услышал что – когда один из осколков скользнул мне за воротник рубашки. Грохот взрыва вскоре затих, но его отголоски еще долго звучали в ушах, то приближаясь, то удаляясь, накатывая акустическими волнами.
Первым, что я увидел, когда открыл глаза, были мои колени, в которые я утыкался лицом. Я осторожно выпрямился, кожей спины ощущая, как кусок стекла скользит вдоль позвоночника. Беглый осмотр поля боя показал, что и на сей раз моему маленькому отряду повезло: обошлось без жертв и значительных разрушений. Лида сидела рядом, так же, как я только что, в три погибели скрючив… скорчи… словом, была как всегда обворожительна. А вот Игорька рядом не было. Я не успел отряхнуть волосы от какой-то мелкой гадости, а он уже бежал по проходу к эпицентру взрыва, обеими руками держа перед собой черную кожаную курточку. Ах, да, по обивке ближайшего к месту взрыва сиденья плясали сизые язычки пламени. Именно к ним бежал мальчик. Все верно, пожар нам сейчас совсем не нужен… Я быстро окончил расчет. Так, Петрович в порядке, даже поза не изменилась. Ларин… крепкий парень, не сошел с тропы войны, только смешно вывернул ноги и ссутулился. Правильно, боксерская стойка самая устойчивая. Автомат в руках, руки не дрожат, приклад зажат между плечом и щекой, как скрипка. Савельев… Хэх, да куда он денется! Я чуть отодвинул Женю, чтобы не загораживал проход, и устремился на помощь Игорьку.
И только сделав первые несколько шагов, наконец заметил вопиющую странность: поезд не двигался! Точнее, он-то, наверное, как раз двигался, поскольку сквозь пролом с обугленными краями, образовавшийся на месте дальней стенки, не было видно ничего, кроме темноты. А вот наш последний, отдельно взятый вагон – стоял на месте.
Получилось?
Странно, почему тогда не погас свет? Только потускнел немного: еще несколько ламп разлетелось при взрыве. Автономное питание? Впрочем, мне-то какая разница? Свою пожизненную норму темноты я получил сполна, пока гонялся по катакомбам за одноглазым мутантом.
Когда я подбежал к Игорьку, по привычке хватаясь за поручни, как будто вагон все еще трясло и покачивало, моя помощь уже не требовалась. Очаг возгорания был устранен, лишь от почерневшей обивки
