– О, поручик! – улыбнулся Борис. – Как рука? – Он приглашающе похлопал по обивке кожаного диванчика рядом с собой.
– Нормально, – ответил Толик, присаживаясь. Ему импонировала забота друга.
Собственно, с рукой все было в порядке с самого начала. Просто чуть ободрал костяшки, мазанув вместо чьей-то скулы по щербатой стенке дома. Вот если бы бил не для острастки, а на поражение… А так – ничего особенного, пара царапин и содранный кусочек кожи, не будь которых, пожалуй, и не вспомнил бы наутро, как сражались за правое дело, как гнали какие-то тени по темным переулкам, как братались с союзниками у ночного ларька и с недельным опозданием поздравляли продавщицу с женским днем.
– Принес? – осведомился Борис.
– Ага.
– Много получилось?
– Да вот… – Толик достал из пакета расползающуюся пачку листов, поправил, постучав по колену, и передал Борису, а пустой пакет сложил и убрал в карман.
Борис подержал пачку на ладони, как будто умел определять объем рукописи на вес. Оказалось, не объем даже – стоимость!
– Триста баксов, – прикинул он.
– Погоди считать, пусть сначала возьмут.
– Возьмут, не сомневайся. Первый раз у всех берут. Хвалят и просят приносить еще.
– Почему?
– Заманивают, наверное… Потом начинают проявлять избирательность.
– Получается, ты здесь уже не первый раз? – спросил Толик, скрывая разочарование. А он-то, наивный любитель, гордился своей оперативностью! Так пришпорить пегаса, чтобы за четыре дня выдать тридцать без малого листов – шутка ли? Для профессионала, выходит, шутка. Они этих пегасов, небось, шестерками запрягают.
– А ты думал! – усмехнулся Борис, давным-давно исключивший скромность из списка своих недостатков. – Кто рано встает, поручик, тот что?
– Бледный урод, корнет?
– Вот именно!
Стоило помянуть уродов, как наружная дверь скрипнула и приоткрылась ровно настолько, чтобы впустить в приемную большую круглую голову в плоской кепке. То есть на полметра.
– О, вы уже тут? – обрадовался турбореалист П…шкин. – Везде жизнь!
Он прикрыл за собой дверь, посмотрел на занятый диванчик, на пустующий секретарский стол, на пару стульев у стены – и небрежно приземлился сразу на оба. Должно быть, никого не хотел обидеть. П…шкин снял кепку, пару раз обмахнулся и положил на колени, но на лбу, как след от козырька, осталась рельефно выступающая складка, подчеркнутая горизонтальной морщиной в форме упавшего на спину интеграла.
– Тут как тут, – вежливо согласился Борис и демонстративно полуобернулся к Анатолию. – Ну, а по сюжету на что похоже? – Твердый палец постучал по верхнему листу рукописи.
– Ну-у… – замялся Толик.
Вроде бы давно пора привыкнуть, ан нет. Он до сих пор стеснялся обсуждать свои работы с кем бы то ни было, даже с Борисом. Выложить в трех сбивчивых предложениях то, над чем страдал неделю? Наплевать на стиль, на тщательно подобранные сравнения, на интригу – и выдать голый сюжетец, как ощипанную тушку прекрасного павлина? Ну ладно, пусть не прекрасного, но и не мутанта с магнитогорского БВК… Все это слегка коробило Анатолия. Присутствие всегда готового похихикать турбореалиста добавляло ситуации дополнительную пикантность.
– Понятно, – выручил Борис приятеля, которого за это самое «ну-у» часто ругал и про себя называл «нудистом». – Очередная милая сентиментальная чушь? Что-нибудь про зубную пасту «Поморин» и колбасу по три пятьдесят?
– Не про колбасу, – смутился Толик. – Про машинки.
– Ну хоть с ценой я угадал!
Желтозубая улыбка Бориса вызвала у Анатолия злорадную мысль: «Жаль, что во времена ТВОЕЙ молодости не существовало зубной пасты „Поморин'», следом за которой пришло смущение и потребность оправдаться.
– Я же не виноват, что мне нравится возвращаться в прошлое? – В вопросе таилось сомнение. – В детство…
– Тебе бы не помешало хоть изредка возвращаться в настоящее время. В нормальную, взрослую жизнь. Мал ты еще, сынок, чтоб ностальгировать. Так там у тебя только про машинки или?..
– Нет, – с облегчением признал Толик. – Там еще про одного мальчика…
– Девятилетнего?
– Естественно.
Девятилетние мальчики давно стали, если можно так выразиться, фирменным знаком Анатолия. Первые два раза это получилось случайно. Просто для развития сюжета требовался ребенок, он и вставил – мальчика. Оба раза почему-то девятилетнего. Внимательный Борис отловил такой момент и посоветовал культивировать. Даже если какой-нибудь фрейдист-любитель заподозрит в чем таком, предрек он, на популярности это не скажется. Разве что в положительном смысле… Ни в чем «таком» Анатолий себя, конечно, не подозревал, более того, все, что нужно, знал о себе доподлинно, так что мальчики после этого разговора стали появляться в его рассказах с фатальной неизбежностью. Когда естественно, сами собой, а когда и по принуждению, на грани притянутости.
– И что мальчик? – поторопил Борис.
– На его любимом подоконнике поселился паук. Мальчик… Димка хотел от него избавиться, но узнал от бабушки, что пауки приносят счастье, и передумал. Стал его кормить, тренировать, заботиться…
– Как вдруг… – Борис, как всегда, предугадал поворот в сюжетной линии. «Ему бы штурманом работать на трассе Париж-Даккар», – с завистью подумал Толик.
– Да, из командировки вернулся папа мальчика. Рано утром, когда все домашние спали. И навел порядок по-своему, по-военному.
– И?..
– Бабушка в то утро так и не проснулась.
– Мир праху, – сказал Борис и одобрительно заметил: – В твоем стиле.
– А позвольте полюбопытствовать, – встрял П…шкин, – старушка покойная по какой линии проходила?
«И чего тебе не сиделось в твоей турбореальности?» – мысленно вздохнул Толик, однако ответил серьезно:
– По маминой.
Как он и опасался, лысый турбореалист немедленно принялся хихикать, приговаривая:
– Я так и думал… Остроумно! Самый простой способ избавиться от тещи. Надо будет вечером пройтись метелочкой по углам. – Он быстро достиг пароксизма веселья, еще раз дрогнул кадыком и сказал: – Извините. Просто смешно иногда становится, как подумаешь, до какой степени готов прогнуться наш брат писатель. Только вы не думайте, я не вас имею в виду.
«Что за, с позволения сказать, человек!» – взглядом телеграфировал Анатолий Борису. Он считал так: раз уж сидишь вместе со всеми по уши, допустим, в еде, так хотя бы помалкивай. Не порть аппетит окружающим.
«Не обращай внимания», – также взглядом ответил Борис.
Оба вздохнули.
– А ты, Борь, – неловко начал Толик. – Сам-то что принес?
– Кто же обсуждает не изданное? – Борис хитро подмигнул. – Можно ведь и сглазить.
В этот момент из щукинского кабинета выпорхнула поэтесса Кукушкина.
– Мальчики! – расплылась в улыбке она, а Толик, и без того чувствовавший себя неуютно, смешался окончательно и едва не покраснел, вспомнив, как тряслись в зажигательном ритме «техно» ее острые, почти треугольные груди. – Кто следующий в абортарий?
Борис поднялся с диванчика под одобрительный выдох пружин.
