полчаса! Пять минут не дотерпел, страстотерпец!
В этом повторном звонке также таился след-напоминание о материнском попечении. «Как проснешься, кушай кашу!» – проворчал Толик и отчетливо скрипнул зубами.
– Борь, давай через часик, а? – попросил он в трубку. – Что-то мне сегодня ни хрена не пишется!
– Вам тоже? – вздохнули на том конце.
– Кто это? – насторожился Толик.
Голос был мужским и, мягко говоря, немолодым. Борису неожиданный собеседник годился бы, пожалуй, в отцы. Толику, соответственно, в прадеды.
– Это Самойлов. Может быть, мне позвонить позже? Вы, кажется, чем-то…
– Нет, нет! Ничем таким… – поспешил возразить Толик. – Здравствуйте, Сергей…
– Леонидович, – подсказал Самойлов.
– Да, Леонидович, – согласился опешивший Толик.
Ситуация не укладывалась в голове, даже будучи свернутой в восемь раз.
Ему… Позвонил… Самойлов…
Каждое слово этой фантастической фразы следовало произносить с заглавной буквы, а между словами вставлять торжественные паузы, дожидаясь, пока отзвенит многоголосое «ура» и отгремит канонада салюта.
Это было немыслимо и волшебно. Как заговоривший портрет со стены, как ожившая музейная статуя или экспонат мавзолея.
– Тогда, если позволите, я сразу к делу, – предупредил Самойлов.
– Да, да, я слушаю.
– Мне сделали заказ в «Школьной литературе». Я пытался отказаться, но они настояли. Им нужен материал для нового учебника – небольшой, строчек на шестьдесять. Вам, должно быть, непривычно оценивать объем строчками?
– Ну-у… – вежливо промычал Толик.
– «Всякое лыко в строку» – так шутили мы про Володечку за его манеру выстраивать слова лесенкой. Мы дразнили его строчником. Сейчас таких, кажется, зовут килобайтниками. Увы, многие из нас тогда были стеснены материально, зато совершенно свободны в способах самореализации. Некоторые-вплоть до раскованности. Хотя, вы знаете, это ведь он сочинил слова для плаката: «Каждую крошку-в ладошку». И он же, кстати, первым придумал двоичный код. Помните его бессмертное: «Единица-ноль!» Впрочем, я отвлекся.
– Ничего, – успокоил Толик, про себя недоумевая. О ком это он, Господи? Не о Ленине же, в самом деле!
– Однако вернемся к «Школьной литературе». Они сказали: что-нибудь позитивное, современное, для юношества. Чтобы отвлечь и направить в нужное русло. Как вы умеете, сказали они. А как я умею? – Самойлов рассмеялся сухо и невесело. – Мои юношеские познания, увы, датируются предвоенными годами. Я не знаю, что волнует современных подростков, о чем они думают, как разговаривают.
«Ваше счастье! – подумал Толик. – Они вообще не думают, хотя лучше бы не разговаривали. И не волнует их ничего. Кроме, разве что, извечных вопросов. Вроде того, где взять бабок на 64 бутылки „Очаковского“ с покемонами под крышкой и правда ли, что училка по музыке дает всем желающим трогать грудь за 10 баксов».
Однако успокаивать «хрестоматийного» вслух он не осмелился. Решил дождаться продолжения. Слово – серебро, рассудил Толик, выпадет – загремишь.
– Я видел вас три недели тому назад на приеме у господина Щукина. И вы мне сразу понравились. У вас живое, открытое лицо. К тому же, сказал я себе, этот симпатичный молодой человек наверняка должен быть в курсе современного языка и реалий. Ведь вы… Не обижайтесь, но вы – самый юный среди тех, кто присутствовал на встрече. Я имею в виду писателей, а не… – он не закончил фразы. – Господин Щукин любезно сообщил мне номер вашего телефона, и вот я звоню…
Самойлов помолчал, очевидно ожидая, что Толик хоть словом выкажет естественную заинтересованность, но тот остался нем, как братская могила, в свою очередь опасаясь сморозить какую- нибудь глупость. Сергею Леонидовичу ничего не оставалось, кроме как перейти от предисловия к сути.
– Анатолий, – сказал он. – Скажите прямо, как вы относитесь к идее совместного творчества?
– С-с вами?
– Да. Мы могли бы…
– А… – не синхронно заговорил взволнованный Толик. – Тот учебник… вы говорили… для которого заказ – он по зоологии?
– Нет. Учебник по литературе, экспериментальный. Его планируют включить в программу уже в следующем учебном году, из-за этого такая срочность.
– А при чем здесь тогда Щукин?
– Совершенно ни при чем. То есть, так я предполагал изначально, – Самойлов вздохнул. – Вы знаете, я обдумывал слова Василия… к сожалению, запамятовал отчество. Его предложение показалось мне интересным и даже заманчивым, однако… В самом деле, чем я могу ему помочь? Все, что мне удалось выжать из себя за три дня тягостных раздумий, – единственная строчка, подражание Коленьке. «Мне в окно залетел телифон…» – Он счел нужным пояснить: – Телифоны – это такие, знаете…
– Знаю, знаю, – Толик спешил блеснуть эрудицией. – Класс паукообразных. Длина до 7,5 сантиметров. Ночные хищники, обитают главным образом в тропиках, питаются насекомыми. Для человека безвредны. В России представлены единственным видом – телифон амурский. Только… по-моему, залететь в окно он никак не может. Это же не насекомое.
– Вот видите… – печально изрек Самойлов. – Я даже позвонил господину Щукину, чтобы извиниться и сказать, что не представляю для его проекта никакой ценности. Иначе говоря, совершенно бесполезен. А уже после, когда получил этот школьный заказ, подумал вдруг: а что, если… Я имею в виду, что, если попытаться охватить обе темы разом? Объединить, так сказать, два соцзаказа в один. И, знаете, стоило мне взглянуть на проблему с новой точки зрения, как кое-что тут же начало вырисовываться. Вот, смотрите, что я придумал…
– Прошу прощения, Сергей Леонидович! – перебил Толик, демонстрируя немыслимую еще пять минут назад наглость. – Сначала мне хотелось бы обсудить условия нашего сотрудничества.
– Какие могут быть условия? – искренне удивился Самойлов. – Я предлагаю вам обычное соавторство.
– А фамилия? Чьей фамилией будет подписан текст.
– Моей и вашей. Или вашей и моей. Если хотите, мы можем разместить их в алфавитном порядке.
– Ладно, неважно. А что с гонораром?
– То есть?
– Поделим поровну?
– Естественно.
По большому счету, условия соглашения Толика не волновали. Он не колебался ни мгновения и с самого начала знал, что согласится. С первой же секунды, как только уразумел, чего от него добивается старик. А тот хотел, в сущности, совсем немногого: выражаясь нормальным языком, вставить всем напоследок так, чтобы у них башни посносило. И в Толике был заинтересован как в «наивном» носителе этого самого нормального языка, которым сам, увы, не владел.
Так что Толик прекрасно понимал, что в любом случае согласится. Идиотом будет, если упустит свой шанс. Таким идиотом, что Феденьке – как Самойлов, вероятнее всего, величает Ф.М. Достоевского – и не снилось. И тем не менее, он внутренне подобрался, чтобы унять праздничную дрожь в пальцах, заглушить предательские обертона в голосе и сказать совершенно серьезно:
– Хорошо, Сергей Леонидович. Я должен подумать.
Интуиция подсказывала ему, что такое официальное можно даже сказать, строгое окончание разговора будет сейчас наиболее правильным.
– Думайте, ради Бога. Хоть… до вечера. Извините, но меня тоже торопят. Вам оставить мой номер, чтобы вы могли перезвонить, когда примете решение?
– Да, пожалуйста. Диктуйте…
