— Оставь…
— Как я могу оставить? Ведь у тебя должна быть крыша над головой!
— Может быть, кто?нибудь другой нас впустит. Ты не должен гневаться на брата.
Иосиф отошел и, схватившись руками за голову, простонал:
— О Мириам! Что я наделал? Куда я тебя привел?
— Пойдем отсюда…
— Ты никуда уже не можешь идти!
— Пойду. Есть и другие дома.
— Ты слышала? Он сказал, что нас нигде не примут!
— Наверное, в городе есть постоялый двор…
Они пошли назад. Шли, едва передвигая ноги. Иосиф поддерживал Мириам. Осел, о котором они совсем забыли, шел за ними, низко опустив голову.
— Подлые… — не мог успокоиться Иосиф. — Сговорились… Он говорит, что они боятся… Но я начинаю подозревать…
— Ничего не предполагай! — перебила его Мириам. — Будь снисходителен.
— Не могу. Они прогнали нас. Речь не обо мне…
— Может, так было нужно…
— О чем ты говоришь?
— Может, Он этого хотел?
Они подошли к постоялому двору, стоявшему как раз у дороги. Он имел вид большого круга, посредине которого было место для верблюдов и ослов. Вокруг тянулись аркады, частично прикрытые плетеными циновками.
Они вошли в ворота и остановились. Постоялый двор был полон людей и вьючных животных. Над аркадами, переполненными людьми, поднимались клубы дыма от костров и раздавался хор голосов. Они увидели хозяина, бежавшего им навстречу и еще издали делавшего знаки руками, чтобы они не входили.
— Нет места! — кричал он. — Ни единого местечка!
— Но, может, ты хоть что?нибудь найдешь, — просил его Иосиф. — Я заплачу тебе.
Хозяин еще сильнее замахал руками.
— Что ты мне говоришь о плате? Каждый должен платить. Но места нет. Да ты и сам видишь.
— Слушай, — сказал Иосиф, понизив голос и беря хозяина за рукав. — Пойми, я должен иметь какой?нибудь угол… Я заплач, сколько скажешь. Моя жена…
— Вижу, не слепой, — мужчина вырвал рукав из руки Иосифа. — Я ничего не могу сделать. Где я вас размещу? Ты где?нибудь видишь свободное место? Людей свалилось, как никогда прежде. Я сам с семьей был вынужден покинуть дом и отдать его гостям.
— Но пойми… Сжалься!
— Я понимаю и жалею тебя, но не проси, потому что я ничем не могу тебе помочь. Вечер уже, а тут еще кто?то едет…
В ворота постоялого двора входил караван из нескольких верблюдов. На первом из них ехал человек в нарядном, богатом покрывале. Хозяин оставил Иосифа и побежал к тем людям. Уже издалека он низко кланялся им.
— Для них он найдет место, — сказал Иосиф. — Я не выдержу! Пойду и скажу ему!
— Это не поможет. Он не примет нас.
— Что же нам делать?
— Пойдем отсюда.
— Куда?
— Вперед. Всевышний не оставит нас без помощи.
Они пошли к выходу. Иосиф настолько отчаялся, что покорно поддался ее руководству. Осел постоял, не зная, на что решиться. Его хозяева уходили, а он ощущал здесь присутствие других животных, пахло сеном и со стороны аркад веяло теплом. Однако привязанность пересилила и, поджав хвост, он двинулся вслед за Мириам и Иосифом.
«И долго мы так будем идти?» — вертелось в голове у Иосифа. Они шли по городской улице. Он знал каждый дом, мимо которого они проходили. Этот принадлежал брату, тот — дяде, а этот — сыну сестры… Он не остановился ни перед одной дверью, не постучал ни в одну из них. Он помнил слова Савея о том, что все они договорились… Они предполагали, что он придет, они ожидали его — и закрыли перед ним двери. Они прогнали его, как бродягу.
У него было такое чувство, что из?за закрытых калиток на них смотрят чьи?то глаза. Ведь не могли же они не наблюдать за ним тайком.
Из?за угла дома вышел тощий пес. Он поднял вверх одно ухо и какое?то время внимательно смотрел на идущих. Он застыл на месте, затем сорвался с места, залаял и, резко махая хвостом, бросился к ногам Иосифа. Пес скулил от радости. Может, он узнал Иосифа, а может, просто соскучился по человеческой ласке. Когда Иосиф почти инстинктивно нагнулся над ним и провел рукой по свалявшейся шерсти пса, тот пришел в еще больший восторг — стал скакать и бешено кружиться вокруг них.
Они шли дальше. Стало смеркаться. Ветер разогнал тучи, и на прояснившемся небе зажглись первые звезды. С каждым мгновением становилось все холоднее.
Они дошли до конца городской улицы. Ни одна калитка не отворилась, ни в одну из них они не постучали. Позади остался последний дом. Дальше начинались поля и луга. Где?то здесь было поле Давида, которое отец оставил ему в наследство.
Неожиданно он вспомнил… Там, на его поле, раньше стоял убогий домишко. Люди, которые в нем жили, не принадлежали к их роду и даже не были иудеями. Оза, так звали этого человека, прибыл в их город издалека, с женой и ребенком. Он был нищ, убог и придерживался чужой веры. К нему относились с презрением. Никто не хотел его принять. Один только Иаков сжалился над ним: позволил ему построить дом на древней родовой земле и дал ему участок земли для возделывания. За это Оза работал у него в хозяйстве. Иосиф тоже часто звал его в свою мастерскую, чтобы тот мог что?нибудь заработать, так как семья Озы стала довольно большой. Другие жители города относились к Озе с презрением. Даже дети сторонились его детей.
— Пройдем еще немного, — сказал Иосиф Мириам. — Попробуем здесь…
Домик стоял там же, где и раньше. Темная маленькая конура, обмазанная глиной и грязью. Ворота во двор были открыты. Иосиф сказал:
— Подожди немного.
Мириам осталась у ворот. Ее усталость, видимо, была очень велика, потому что она тяжело прислонилась к столбу, на котором висела калитка. Пес и осел остались возле нее. Животные обнюхивали друг друга.
Иосиф быстрым шагом пересек двор и стал стучать в двери. Ему никто не ответил. Он вновь заколотил нетерпеливо. На этот раз он услышал шаги босых ног.
— Кто там? — спросил женский голос.
— Это я, Иосиф, сын Иакова.
— Мир тебе, Иосиф, — женщина, открыв дверь, выглянула из?за завесы. — Я Ата, жена Озы. Ты помнишь меня?
— Помню, Ата. Твой муж дома?
— Тебя, должно быть, долго не было в городе, раз ты не знаешь, что Оза умер.
— Да, меня долго не было, и я ничего не знаю о его смерти. Но слушай, Ата: я пришел сегодня в Вифлеем с женой. Мы долго шли и очень устали. Моя жена с минуты на минуту должна родить. Нас нигде не приняли…
— Я знаю, — сказала она. — До меня дошел слух, что они не хотят.
— У нас нет никакого пристанища.
— Этот дом — твой.
— Ты примешь нас?
— А разве может быть иначе? Ты всегда относился к нам с сочувствием и добротой. Всем, что у нас
