ИЗ ДНЕВНИКА РЯДОВОГО ШУЛЬЦЕ
(июль 42-го)
Наш мотопехотный батальон застрял на подступах к Эль-Аламейну. Как непохоже это на чудесные арабские сказки: в них оазисы с пальмами, где усталых путников ждут покорные верблюды, навьюченные ослики и услужливые погонщики. А у нас вокруг — бесконечная пустыня, барханы и огненный ветер. Лишь сумерки приносят облегчение: мухи успокаиваются, можно лечь на теплую броню и созерцать небосвод. Темная ночь, бездонное небо… Созвездие Большой Медведицы. Сигарета Juno дымится во рту. Германия далеко. А с утра все по новой. Во что я влип, простой немецкий солдат?
Хуже всего — песчаные бури. Хамсин дует не переставая, температура воздуха доходит до шестидесяти градусов. Дальше двух-трех метров ничего не видно. Задует ветер, и боевые действия тут же стихают. От песка нет спасения даже в палатке. Он на зубах, в глазах, в моторах. Второй враг — солнце. К полудню боевые действия прекращаются из-за жары. Мы замеряли: температура в полдень доходит до семидесяти пяти градусов. К металлу невозможно прикоснуться, выстиранная одежда, положенная для просушки на танк, обугливается. На броне мы жарим порошковый омлет.
Наша пища никуда не годится. Хлеб, мясные консервы, сардины в масле и сушеные овощи. Редко — лимон. И так — изо дня в день, из недели в неделю. Мечтаем получить немного свежего мяса, овощей или фруктов. Арабы продают за бессовестную цену пару луковиц или дыню.
Все самое лучшее осталось в тылу — в Бенгази и Триполи. Вода, женщины, прохлада. У итальянцев техника хуже, а снабжение лучше: передовые части обеспечены мобильными борделями, в тылу оборудованы настоящие публичные дома. А нас начальство для релаксации заставляет играть в волейбол.
Один солдат заказал по радио звуки плещущейся воды. Его просьба была выполнена. Поставили сразу после «Лили Марлен». Туалетов нет: мы научились, как арабы, ходить с банкой воды в пустыню.
Питьевая вода: мы добываем ее с трудом из маленьких скважин, которые часами копаем. Это неприятная на вкус, солоноватая вода. Мы заливаем ее в проржавевшие канистры. Пьем в теплом виде. Когда нет воды, умываемся бензином.
Наши организмы сдают. Почти у всех хронический понос. Иногда хочется сдохнуть. Когда до семидесяти раз в день садишься на корточки, помрачается рассудок. Но более всего со словами «Африка» и «пустыня» у нас ассоциируются мухи. Сотни, тысячи, миллионы мух. Они пожирают нас… Их можно прибить пятьсот, тысячу… но этот ад никогда не кончится. Без мухобойки солдат здесь просто безоружен.
Лежим. Все в шортах. С мухобойкой в руке. Дыхание пустыни. Ощущение мухи, которая ползет по твоей ноге. Мухобойка шлепает по ленивой арабской мухе. Садится новая. Этому нет конца!
И, наконец, техника. Она дохнет в пустыне. Танки выходят из строя: пыль и песок забивают моторы, холмы и барханы ломают гусеницы. За месяц в нашем танке мы сменили три мотора. Грузовики не в лучшем состоянии. То, что мы продолжаем двигаться вперед, заслуга наших водителей и ремонтников. Они совершают чудеса в этой безнадежной ситуации.
А англичане? Сытые англичане сидят в уютных оазисах, им доставляют свежие фрукты, они ходят в город пить пиво и гуляют с девушками.
Одно хорошо: полевая почта поступает исправно. «Юнкерсы» летают сюда с Крита. И местные арабы — они очень милые, любят немцев, мы чувствуем это всегда. В Бенгази я покупал сандалии. Случайно взял два бабуша на левую ногу. Заметил лишь позднее. Так вот, когда я пару месяцев спустя снова попал в Бенгази, араб вспомнил меня и поменял сандалии…
…На этом месте историю рядового Шульце прервал руководитель нашей группы Шамс.
Он сел рядом на скамейке, закурил «Килубатру» и громко закашлялся.
Я сказал ему, что здесь все пропитано германским духом, что Садат пробирался сюда в 42-м, что он был на связи с немцами.
— Ты врешь! — вскрикнул Шамс. — Садат хороший, он истинный мусульманин, он восстановил страну после насеровской разрухи.
— Этот яхраб бейту исламист, он набил себе шишку на лбу, подлый Садат! Авантюрист и оборотень.
Под конец я сказал ему все, что думал:
— Это вы, сволочи-фундаменталисты, сожгли Auberge des Pyramides, а теперь все рветесь в Европу!
Шамс зашелся, стал багровым, начал задыхаться и палкой с железным набалдашником чуть не заехал мне по башке.
Нас еле разняли. Я понял, что надо что-то делать. Хотя до конца поездки оставалось несколько дней, необходимо было принять волевое решение.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В «ДАХАБИ»
(20 марта 2010-го)
Я больше не мог находиться в одной компании с Шамсом. Не мог слышать реплик самодовольных немецких полицейских.
Прошло почти две недели, как я в Египте, но я почти ничего не узнал «про это» — про кризис нравов в современном Египте. Я должен был продолжить полевое исследование, глубже погрузиться в тему. И даже приподнять завесу тайны над самой интимной сферой. Кто-то скажет, что это невозможно. Но мне казалось, что в Каире возможно все.
Хрен с ним, с антропологом Гюнтером, но я пока ничего не выяснил для самого себя.
Ласковое утреннее солнце поднялось над Наср-сити, позолотило стены блочных домов. Заглянуло и в мое окно двенадцатого этажа комплекса «Сити-Старс», где я лежал в постели и обдумывал ситуацию.
В то утро я принял решение остаться. Собрал вещички, спустился на рецепцию, передал записку Шамсу. Написал ему: мол, уважаемый Шамс, обстоятельства складываются таким образом, что я задержусь в Каире. Ни о чем не беспокойтесь и не пытайтесь меня искать.
Вытащил из бумажника тысячу евро и обменял на рецепции отеля. Этой пачки замусоленных фунтов должно хватить на пару недель жизни в Каире.
Вышел из «Сити-Старс».
На улице было людно, чирикали воробьи, веселые дядьки жарили шаурму.
Я остановил такси и сказал коротко:
— Рокси.
Если бы я сказал: «Улица Аль-Ахрам», он бы меня не понял: молодые шоферы сегодня уже не знают улиц своей столицы. Через полчаса я был на площади Рокси, в той самой части Гелиополиса, которую запомнил по февралю 71-го.
Включив внутренний компас, пошел по прежнему маршруту. Завернул в первый переулок, затем второй и оказался у пансиона «Дахаби». На доме не было вывески, его перекрасили, и я не сразу узнал место. У двери сидел грузный бауаб, как две капли воды похожий на того самого, из 71-го. Его звали Абу Мухаммад.
— Иззейяк, яа шейх? (Как дела, старче?)
Он ответил.
Завязалась беседа.
— Квартиры здесь сдаются?
Он мгновенно отреагировал на просьбу:
— Квартиру на сутки, для отдыха, и чтобы убирались?
Бауаб быстро позвонил маклеру. Тот связался по мобильнику с владельцем квартиры.
Они без труда договорились по телефону: в Каире маклер обычно получает комиссию, а бауаб —
