обоих породили такую взаимную неприязнь, что жить в одной стране они не могли. Кроме того, «Уксусный Джо» восстановил против себя генералов и офицеров из группы советников, был в постоянно натянутых отношениях с госдепартаментом. Чан Кайши и слышать не хотел ни о каких советах Стилуэлла, всеми силами старался избавиться от генерала. И добился. Но чтобы пилюля для генерала была не очень горькой, Чан Кайши накануне отлета генерала из Чунцина наградил его высшим орденом. Сказавшись нездоровым, генерал послал за орденом своего адъютанта. На следующий день, когда на аэродром в Чунцине провожать генерала пришли высокопоставленные чины правительства, они. увидели, что, несмотря на жару, генерал разгуливал в плаще. Думали, что генерал действительно плохо себя чувствует.
За пять минут до отлета самолета на аэродром прибыл сын Чан Кайши генерал Цзян Цзиньго, чтобы от имени президента пожать на прощанье руку столь выдающемуся человеку. Но Стилуэлл не стал дожидаться волнующей церемонии. Он сбросил плащ на руки адъютанта, а сам стал нарочито медленно подниматься в самолет. Все присутствующие, включая американского посла, пришли в состояние нервного шока, а потом истерически расхохотались: на правой ягодице генерала Сталуэлла блестел высший орден, которым только вчера наградил его Чан Кайши.
— Откуда вы все это знаете, Джим? — вытирая глаза от выступивших слез, спросил Уэстморленд. Он не очень был доволен Стилуэллом-младшим, и пикантная история из биографии Стилуэлла-старшего как-то оправдывала Уэстморленда в собственных глазах, поскольку он как бы разглядел плохую наследственность.
— Служба такая, сэр, — скромно ответил Мэрфи, — А теперь о деле Стилуэлла-младшего. Сообщение, что он ранен, не соответствует действительности. Генерал покалечил сам себя. Положение его сложное, видимо, потребуется операция. Дело было так. Забрав Элиз в тяжелый вертолет, он приказал командиру лететь в дельту, где хотел потренироваться в стрельбе по живым целям «летающими бананами» [22]. Элиз говорит, что она была в восторге: генерал выпускал очередь за очередью по любой движущейся фигуре, пока вертолет не сделал резкого крена в сторону, напоровшись на пулеметный огонь с земли. Вы же знаете, сэр, наш пулемет очень мощный, это фактически скорострельная пушка. Отдача приклада страшная, надо быть очень осторожным в обращении, с ним. Так вот, когда пилот сделал крен, чтобы выйти из-под огня, генерал, не очень прочно державшийся на ногах, покачнулся, и его ударило в скулу тяжелым прикладом — генерал не прекращал огня. Обе челюсти разбиты так, что хирургам придется собирать их по кусочкам, и поврежден череп. Просто чудо, что он остался жив. Вот и все, сэр.
— У него, говорите, были плохие отношения с офицерами?
— Отвратительные, сэр. Генерал любил нагонять на них страх. И если замечал, что офицер еле жив от страха, он получал высшее удовольствие. Он тогда прощал какого-нибудь бедного лейтенанта, отпускал его и был очень доволен собой. Но бывали и осечки…
— Он что, больной?
— Нет, сэр, с виду не больной, может быть, с головой что-нибудь…
— А о каких осечках ты упомянул, Джим?
— Был такой случай, сэр. Генералу не нравился один офицер, командир звена майор Кеннибёрг за независимое, без заискиваний поведение. Генерал не давал парню жизни. Иногда по нескольку раз вызывал к себе, ставил перед собой и читал нотации. «Ты, говорил, думаешь, что ты тут самый храбрый, что тебе на всех наплевать, для тебя нет авторитета. Я научу тебя жить. Пока ты будешь служить под моим началом, я тебя обломаю, ты будешь у меня шелковым!» Ну, и так далее. Причем по мелочам придирался. Но однажды — об этом никому не говорил Кеннибёрг и уж конечно не обмолвился сам генерал, но тем не менее стало известно всем офицерам, — на слова генерала: «Я как-нибудь проучу тебя, парень. Вот увидишь, проучу. На всю жизнь запомнишь», — майор ответил: «Если, господин генерал, вы позволите еще раз разговаривать со мной таким тоном, я пристрелю вас в этом кабинете или где-нибудь в другом месте». Проверка ничего не дала. Отрицал майор Кеннибёрг, что будто бы угрожал начальству, возмущался и сам генерал нелепой выдумке. Но отношения между ними стали с виду нормальными. Правда, если бы не последний случай…
— Что вы имеете в виду, Джим?
— Пилотом вертолета, на котором генерал Стилуэлл показывал свою удаль смазливой докторше, был майор Кеннибёрг.
Уэстморленд стремительно прошелся несколько раз по кабинету. Потом подошел к Мэрфи.
— Вот что, Джим. Пусть уксусный отпрыск приводит себя в порядок, сейчас не будем заниматься его похождениями. Потом подумаем, что с ним делать. И если придумаем удачный вариант, то предложим Пентагону. Майора, который управлял вертолетом, не трогать, ему предстоит воевать. Секс-бомбу, как уже говорил, немедленно отправить. Немедленно!
— Не поднимет ли шум ее папаша, сэр? У него ведь наверняка большие связи.
— Думаю, что у нее есть покровители повыше папаши. Вот они могут потрепать нам нервы. Но все равно, чтобы завтра ее уже не было во Вьетнаме.
Отпустив полковника, генерал долго сидел над картой, разговаривал с командирами частей, после обеда побывал в штабе первой пехотной дивизии, проверяя готовность командного состава к проведению операции. Вечером отправил в Объединенный комитет начальников штабов донесение о готовности всех звеньев боевого механизма к выполнению задания по разгрому крупных сил Вьетконга.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Тревожное, напряженное ожидание серьезных боевых действий не покидало последние дни командиров всех рангов третьего сектора Тэйниньского фронта.
Беспокойство испытывал и штаб главного командования сил освобождения. Недаром в район, где размещался со своим штабом полковник Ле Хань, прибыли представители главного командования.
— По всем прямым и косвенным данным, — говорила Ле Ханю замглавкома, мягко, по-южному выговаривая слова, за которыми он улавливал беспокойство, желание вовремя разгадать ход мыслей противника, — американцы именно здесь, на вашем участке, готовятся к серьезным действиям. Так Военный совет просил меня проинформировать вас.
— Наша разведка, тесно связанная с подпольщиками, внимательно следит за всем, что происходит у противника, и каждый день приносит какие-нибудь новые доказательства, что именно здесь ожидается что-то новое. Возможно, генерал Уэстморленд нанесет удар здесь потому, что все прежние попытки были неудачными. Он и его штаб хорошо понимают, насколько важен успех именно на этом участке.
— В Военном совете есть предположение, что противник засек довольно крупное сосредоточение наших сил в районе дороги номер тринадцать. Тем более что мы занимаем здесь ряд ключевых позиций. Оставлять их в наших руках генерал Уэстморленд считает опасным для дальнейших своих планов. Меня просили также передать вам, что необходима самая тщательная боевая подготовка и такая же бдительность, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох.
— Об этом, товарищ замглавкома, мы каждый день говорим своим бойцам и командирам.
Поздно ночью Ле Ханя разбудил дежурный:
— Товарищ полковник, из Сайгона прибыл связной со срочным донесением. Никого, кроме вас, не хочет видеть.
Полковник посмотрел на часы: без десяти три. Поспать удалось около двух часов. Совсем немного: допоздна шла работа с разведчиками и оперативниками. Привел в порядок форму, причесал разлетающиеся в стороны непокорные волосы:
— Зовите.
— Товарищ полковник, — услышал он за спиной голос и чуть не выронил банку с чаем. — Разрешите доложить..
Полковник не дал договорить связному и, повернувшись, увидел маленького озорного мальчишку в потре-
панной деревенской одежде, в спортивных кедах, кажется несколько великоватых, плетеную шляпу на голове.
