— Я уж потерял надежду когда-нибудь увидеть вас, сестренка Льен. А судьба, оказывается, распоряжается по-своему. Встретил бы вас в таком наряде — ни за что не узнал. А где ваша неподъемная рация?
— Товарищ полковник, — смущенно проговорила девушка, — больше года прошло, а вы помните мое имя? — Она чувствовала, что говорит не то, что надо говорить связному, прорвавшемуся через тысячу опасностей, но ничего не могла с собой сделать, все вылетело из головы.
Полковник заметил усталость на лице девушки.
— Я должна доложить, товарищ полковник, что задание подпольного комитета партии Сайгон — Зядинь выполнила, — сказала она и в изнеможении опустилась на скамейку у стола.
— Подождите, Льен, придите в себя, отдохните немного. Сейчас приготовлю чай, сейчас… А потом доложите все по порядку.
Ле Хань налил в чашки кипяток из термоса, бросил в него щепотки чая.
— Вот, попейте чайку, придите в себя с дороги. Вижу, вам очень нелегко досталось путешествие.
Девушка маленькими глотками отхлебывала горячий чай, и Ле Хань чувствовал, как медленно отходит она, будто усталость и тревога растворяются в горячем напитке. Он испытывал необъяснимую радость оттого, что видел бывшую радистку, которую отправил накануне операции против базы Фусань в опасный путь к холмам недалеко от пагоды Пурпурных облаков и уже больше никогда не думал увидеть ее. Парни, провожавшие ее, Ъ дивизию не вернулись: может быть, они не нашли дивизию потому, что после боя она была перемещена на южный участок, к самой камбоджийской границе, где полковник Ле Хань получил новое назначение. В дни тяжелых переходов по «тропе Хо Ши Мина», в редких боевых стычках с противником, в напряженной подготовке к более серьезным испытаниям забывалась далекая встреча, но все-таки иногда память возвращалась к ней, восстанавливала детали почти мимолетного разговора.
Он вспомнил, как разведчик, которого он выделил для сопровождения радистки, надевая на плечи ранец с рацией, задал ей удивленный вопрос:
— И это ты сама тащила? Ты кирпичей наложила сюда, что ли?
— Какая же судьба забросила вас сюда, Льен? Да вы пейте, пейте. Может быть, хотите покушать? У меня есть консервы, открыть?
— Нет, товарищ полковник, есть не хочу. Устала очень. По-всякому добиралась… Сначала на машине подвезли солдаты двадцать пятой сайгонской дивизии..
— Что вы говорите?! — удивленно воскликнул Ле Хань, не дав закончить фразы. — А если бы они заподозрили вас, начали обыскивать? Они бы вас растерзали, — полковник внутренне содрогнулся от такой мысли.
— Ничего, я знаю, как с ними обращаться. Я им назначила встречу через два дня в том месте, где они меня высадили.
— Вы шутите?! Они приедут, а вас нет, начнут искать, расспрашивать местных жителей…
— А они им скажут: не дождалась, велела искать в Сайгоне.
— Ну, а если случайно встретитесь в Сайгоне?
— Не встречусь. Я туда больше не вернусь, мне уже нельзя в Сайгон. Командование направило меня радисткой на ваш участок фронта, товарищ полковник.
— Это очень хорошо. Нам очень нужна ваша специальность, мы уже просили штаб помочь нам. Да, Льен, — спросил он, — а не можете ли что-либо сказать о тех ребятах, разведчиках, которые тогда ушли вместе с вами? Как вы добрались и добрались ли до своего места?
— Без всяких приключений, товарищ полковник. А те парни сразу ушли назад, говорили, что надо быть на месте. А разве они не вернулись? Очень жаль, тогда ведь на вашем участке очень жарко было, может, угодили под бомбежку? — не скрывая беспокойства, произнесла Льен.
— Не думаю, — ответил полковник, — скорее всего присоединились к какому-нибудь другому подразделению. Ну, ладно, такие ребята не пропадут. Так что же вы принесли нам, какие вести? — спросил он, когда девушка отодвинула пустую чашку.
Льен достала из тайника, устроенного в кедах, туго скатанные в трубочку листочки и подала полковнику. Наклонившись с раскатанными бумажками к маленькой керосиновой лампе, Ле Хань испытал огромную радость: перед ним был приказ командира 1-й американской пехотной дивизии, в котором восхвалялись победы дивизии в прежних войнах, говорилось, каким совершенным оружием она располагает сейчас, и выражалась уверенность, что солдаты и офицеры снова проявят героизм и добьются разгрома врага в наступательных боях, которые начнутся через несколько дней.
Второй листок был копией схемы наступления дивизии на позиции сил освобождения вдоль дороги № 13. Бросив взгляд на часы, Ле Хань заторопился.
— Я, видимо, до утра уже не вернусь, — сказал он девушке, — поэтому располагайтесь поудобнее и отдыхайте.
Командный состав собрался быстро. О впечатлении после доклада Лё Ханя можно судить по наступившей тишине.
— А если это дезинформация? — спросил наконец офицер штаба Фронта сил национального освобождения. — Тогда мы можем оказаться в тяжелом положении.
Ле Хань хотел ответить с ходу, но поймал себя на том, что слишком волнуется, потому что предположение о дезинформации бросило бы какую-то тень на Льен, а он не мог этого допустить.
— Товарищи, которые работают в Сайгоне, понимают цену такой информации, — медленно произнес он.
— Я говорю не о товарищах, которые работают в Сайгоне, в них никто не сомневается, — сказал офицер, — я задаю сейчас этот вопрос и самому себе: а если это искусно подброшенная дезинформация? Поэтому, я думаю, нам необходимо изучить полученные данные самым обстоятельным образом, подготовить свой контрплан и одновременно попробовать проверить их с другого конца. Это нам не повредит.
— Есть у нас для этого хоть какие-то возможности? — вопросительно глядя на начальника разведки, спросила Нгуен Тхи Динь. — Как я полагаю, времени для проверки у нас осталось очень мало, но тем быстрее надо все проделать.
— Мы займемся этим немедленно, товарищ замглавкома. Но могу сказать, что активные приготовления к боевым действиям первой американской дивизии в Лайк-хе идут уже более двух недель. Разведчики давно докладывают, что дивизия получила дополнительные бронетанковые и механизированные подразделения. Развед-
отряды дивизии на бронетранспортерах все время совершают рейды по дороге номер тринадцать, и это как раз подтверждает информацию, полученную от подпольщиков. Еще одно подтверждение, как вы знаете, — активность воздушной разведки.
— Я еще раз хочу, чтобы меня все правильно поняли, — снова сказал офицер Фронта, — мы не ставим под сомнение никакие данные, у нас для этого нет оснований, но совершенно необходимо по возможности еще раз уточнить их. Сейчас, когда Уэстморленд, как нам кажется, решил показать себя Вашингтону с лучшей стороны, он будет действовать и осторожнее, и надежнее. Он человек опытный, условия войны во Вьетнаме знает хорошо. Он постарался вести боевые действия более активно, чем они шли до этого.
— Вы правы, — согласился Ле Хань, — у него за плечами опыт войны в Корее, и сюда, в Южный Вьетнам, прибыл не как глава советников, а в ранге главнокомандующего экспедиционными силами, которые все время увеличиваются.
— Мне кажется, — сказала замглавкома, — что у нас общее мнение: полученным от наших товарищей сведениям мы верим, но это не мешает получить дополнительную информацию. Это только больше прояснит картину, сделает ее объемнее. Надо следить за тем, что делается на базе в Лайкхе, но при этом нужна крайняя осторожность, чтобы не выдать себя противнику.
Прошло несколько дней. В штабе накапливалось все больше фактов о подготовке 1-й пехотной дивизии США действовать в соответствии с данными, которые удалось получить разведчикам. Выяснились и дополнительные факты. Американскую дивизию будут поддерживать сайгонские части. Но они останутся как бы в резерве.
В сроки, определенные приказом командира дивизии, ее части стали выдвигаться на исходные
