оказалась грязным и крайне неопрятным, жестоким делом…
Когда они наконец вернулись на поляну перед сторожкой оказалось, что проводник перетащил их вещи на дорогу, подальше от побоища. Эйви-Эйви встретил их непривычно ласковой и виноватой улыбкой.
— А вы думали, господин, это легко: людей убивать? — тихо спросил он, протягивая кружки с вином, в которых плавали нерастворенные остатки какого-то порошка. — Выпейте, горьковато, конечно, но хорошо помогает.
Король залпом проглотил предложенную отраву и с удивлением обнаружил, что вроде бы действительно полегчало.
— Уф, — выдохнул Санди. — Ну и горечь!
— Давайте уйдем отсюда, господин. Пока есть силы и запал не иссяк…
— Не раньше, чем ты расскажешь все, что знаешь!
— До ночи просидим, — пожал плечами проводник, но подчинился. — Переживать-то особо не стоит, господин Хольмер. Это люди, пока еще люди, но уже служители Той, За Которой Нет Трех. Семипалые.
— И откуда такие красавцы берутся? — с нездоровым интересом поинтересовался шут.
— Ну как «откуда»? — замялся, подыскивая понятные слова, Эй-Эй. — Рождаются. Живут как все. А потом совершают дурные поступки. Но не хотят принимать расплату ни сейчас, ни потом. И рубят себе пальцы в знак искупления вины перед Богами.
— Больно! — поморщился Санди.
А король неожиданно вспомнил трегг…
…Темной неживой маской было застывшее лицо капитана…
Стэнли закрепил руль и положил на борт левую руку:
— Беру на себя твой поступок, Лаэст! — тихо и отчетливо произнес он.
И прежде чем капитан успел его остановить, отрубил мизинец и кинул в багряную воду…
— Больно, — согласился проводник, — но не смертельно. С какого-то боку даже удобно: расплата за грехи еще при жизни. Остановиться сложно. Где один палец — там и два. И ты уже у Вешшу на крючке, потому что с потерей третьего становишься Семипалым, еще живым, еще мыслящим свободно, но с телом, подчиненным приказам Старухи. А потом медленно, но верно становишься Пустоглазым и от тебя сбегает даже собственная тень. Бойтесь таких, господин. С виду — как люди, внутри — опустошающий вихрь.
— Откуда ты так много знаешь, бродяга?! — подозрительно поинтересовался Санди. — Уж не сама ли Вешшу тебя просветила?
— Знавал я одного такого, любящего бегать от ответственности, — неохотно пояснил Эй-Эй. — Знаете, что его спасло? Зверь в лесу напал, руку двупалую оторвал. Сам человечишка насилу выжил, окровавленный до деревни дополз, но плакал от счастья, потому как стал свободен. Пять пальцев — не семь, можно вырваться из цепких когтей. Долго потом трясло, обратно затягивало — устоял, не упал. Вот так-то, господин Хольмер. Если захотите спасти Семипалого, рубите руку, вдруг да не поздно?! Сами они не могут, чуждая воля держит…
— В путь пора, — мрачно подытожил король, с опаской поглядывая на угасающее солнце.
— А я что говорю? — искренне обрадовался Эйви-Эйви. — Ноги уносить, да поскорее, не ровен час Хозяйка за душонками придет, так не вином же ее угощать, самим не хватает…
Ныло все тело, но Денхольм мужественно встал, закинул за плечи мешок и припустил по дороге чуть ли не впереди прихрамывающего проводника: настолько его не радовала предполагаемая встреча с Вешшу.
В последних лучах заходящего солнца они углядели третью Священную Дубраву, последнюю перед горами Форпоста. А потом нахлынула темнота, чуть разбавленная слабым отсветом далеких звезд. Привыкшие к сумеркам глаза отказывались различать такие нюансы, как дорога и поля, не говоря уже о камнях и рытвинах. Король и шут застыли, не в силах заставить себя сделать хотя бы шаг из боязни опять свернуть не туда. Денхольм вздрогнул. То ли воображение играло с ним злую шутку, то ли на самом деле неверно замерцала, растворяясь в неизвестных далях, звездная россыпь, и подползал все ближе коварный туман, и слышалось чье-то алчное нетерпеливое дыхание…
— Эй, где вы там? — резкий каркающий голос трезвого проводника разом рассеял морок. — Что застряли?
— Так не видно ж ни рожна! — возмутился Санди.
В ответ донеслось неразборчивое ворчание.
— Ну что вы, как дети неразумные, наказание мое! — крикнул наконец Эйви-Эйви. — А Камень Зарга вам на что?!
Король сунул руку в Незримый Кошель и достал камень. И тотчас вся округа осветилась кровавым пламенем, словно объятая яростным пожаром. В неровном свете он увидел успевшего отойти на пару роудов Эй-Эя и Дубраву за его спиной, приветно зашелестевшую кронами деревьев. Денхольм облегченно вздохнул и торопливо захромал под защиту каменного Бога, Дающего Приют. Вскоре у Священного Ручья весело затрещал огонь, аппетитно забулькал котелок с похлебкой. Король вытянул натруженные ноги, горящие от целебной мази проводника, и, прихлебывая подогретое вино, смотрел на пламя.
Он старался не вспоминать о прожитом дне, о тяготах пути, о битве в гномьей сторожке.
Долгожданный отдых и хорошая еда.
Что еще нужно человеку для счастья?
Глава 11. ДОРОЖНЫЕ ИГРЫ В ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
Король так устал, что, казалось, едва отяжелевшая голова коснется заботливо свернутого элькассо, сон опрокинет бунтующее сознание и выдернет его из грубой реальности. Но усталость оказалась слишком велика, чтобы отпустить разум в Царство Йоххи, болели ноги, ныло все натруженное за день тело, голова взрывалась десятками мыслей и воспоминаний. Отголоски прошедшего боя били тревожным набатом, было немного страшно, но рукам не терпелось снова обнять рукоять меча… Проворочавшись пару часов, Денхольм сдался, надел элькассо и присел у костра, распугивая Духов.
— Не спится, господин? — понимающе поинтересовался Эй-Эй, обреченным взглядом провожая призрачные тени.
— Беседуешь? — зевая во весь рот, спросил король.
— Беседую.
— Интересно, о чем можно беседовать с Духами?
— О разном, — уклончиво ответил проводник.
— Побеседуй и со мной, — не было у Денхольма ни сил, ни желания настаивать на подробных ответах.
— О чем, господин Хольмер?
— О Пустоглазых, например…
— Нашли разговорчик на ночь глядя. Любопытные у вас интересы…
— Не твое дело, проводник. Кто они, Пустоглазые? Нечисть?
— Отчего же сразу нечисть? — пожал плечами Эйви-Эйви. — Тоже люди. Почти люди. Вернее, от людей у них осталось только одно: жажда снова ими стать.
— И что, могут? — снова зевнул король.
— Не встречал, не знаю, — честно признался проводник. — Только думается мне, что вряд ли. Страшно с ними дело иметь, господин. С виду — люди, но без тени, оттого солнца сторонятся и на охоту выходят в сумерках. И еще не любят зеркал. А в глазах — ничего. Даже больше, чем ничего: желание снова стать всем. И если им удается поймать чей-то неосторожный взгляд, высасывают душу, силу, разум. Убивают, одним словом… Они очень осторожны и не сразу выдают свою сущность, они жадны, но могут ждать годами положенного срока… Если встретятся, а они обязательно вам встретятся, выбивайте глаз, не раздумывая, — самое против них верное средство.
Перед королем тотчас встали трупы с пробитыми насквозь черепами и поврежденными глазницами,
