— Как же ты очутился у нас в доме?
— Когда молодой Клеофонт, которого я воспитывал, вырос, я стал не нужен, и его отец снова продал меня. Так я попал в дом почтенного Арифрона…
— Когда я вырасту, отец не продаст тебя! — горячо воскликнул мальчик.
— Кто знает? — насмешливо улыбнулся Гефест. — Может быть, не продаст, а обменяет на породистую собаку, как девушку Мелиссу. Все можно сделать с человеком, у которого украли свободу. Да разве ты сам не грозил, что попросишь отца продать меня на рудники, когда я первый раз вел тебя в школу?..
Лин покраснел и ничего не ответил. Странные мысли проносились в его голове. Он привык слышать, что раб — просто одна из вещей в доме, больше ничего. Никто в Афинах не считал рабов людьми. А Гефест говорит: «У человека украли свободу»… И он вообще не такой, как другие.
— Спи, молодой хозяин, — сказал Гефест, — уже поздно.
— Ты — хороший, — неожиданно пробормотал мальчик, — я скажу это отцу!
— Спасибо, — улыбнулся педагог. Несмело проведя рукой по светлым кудрям Лина, он задул светильник и быстро вышел из палатки. Лин закрыл глаза.
«Гефест — человек, у которого украли свободу!»— вдруг подумал он. Но ведь так никто не думает и не говорит! Что за странные мысли приходят ему в голову?
Сон медленно обволакивал мальчика своими мягкими волнами, а сквозь них уже чуть слышно доносилось:
— Тенелла!
— Слава тебе, могучий Геракл, победитель на Играх!
— Тенелла!
Глава XI
День четвертый
— Ну, Лин, понравились тебе мальчики?
— Какие же это мальчики, Каллий? Ведь не было ни одного моложе семнадцати лет…
— Но не было ни одного и старше двадцати, правда?
— Да-а… — нехотя ответил Лин. Он прекрасно понимал, что хочет сказать Каллий: что он, Лин, не будет к семнадцати годам таким, как участники вчерашних соревнований, если не станет больше времени уделять спорту.
Третий день Олимпийских игр посвящался соревнованию самых молодых юношей. Хотя они выполняли все то же самое, что их более взрослые товарищи, правила для них были помягче: вдвое укорачивалась дистанция бега, меньшее расстояние назначалось прыгунам в скамме, да и судьи не были так требовательны. Но конечно, Лин и подумать не мог о том, чтобы выполнить даже эти, уменьшенные, нормы, и ему не слишком приятно было сознавать это.
— Я не собираюсь читать тебе нравоучений, — сказал Каллий, ласково обнимая мальчика за плечи, — но ты и сам понимаешь, что огорчаешь нас…
— Я давно все понял, Каллий, и буду теперь заниматься больше, обещаю тебе!
— Ну, вот и хорошо. А отчего это ты сегодня такой задумчивый?
— Я… я думаю о Гефесте.
— О Гефесте? — изумленно поднял брови Каллий. — А что ты о нем думаешь?
— Он ведь хороший, правда?
— Да, — равнодушно ответил Каллий. — Гефест старательный и послушный раб.
— А тебе не жалко, что он раб?..
— Что за странные мысли приходят тебе в голову, братишка? Почему мне может быть жалко?
— Да ведь он человек и тоже был раньше свободным.
— Человек? Раб не человек, он существует только для того, чтобы работать и выполнять приказания хозяина. Многие из рабов были раньше свободными, но все-таки они ведь варвары, а не эллины, как мы с тобой…
— А ты знаешь, что Гефест спас меня от бешеного быка? С тех пор он хромает.
— Я не слышал об этом…
— Да… никто ничего не говорил отцу, боясь его гнева за недосмотр.
— Это достойный поступок! Гефеста следует наградить!
— Я думаю, может быть, отец согласится…
— Что?
— Отпустить его…
— Дать ему вольную? — задумался Каллий. — Что ж, пожалуй, я поговорю с отцом. Можно даже купить ему мастерскую, гончарную, например. Пусть люди знают, что в доме Арифрона умеют вознаграждать верность!
— Спасибо, Каллий, спасибо! — горячо воскликнул Лин.
— Как тебя это волнует! — засмеялся Каллий. — Ты странный мальчик, братишка. Но пока ничего не говори Гефесту. Я не знаю еще, согласится ли отец. Он дорого заплатил за Гефеста.
— Если ты попросишь, согласится. Ведь ты прославил его имя…
— Посмотрим…
— Эй, Каллий, Лин, сберегли ли вы места для нас? — кричали Ликон, Датон и Теллеас, пробираясь сквозь толпу на трибуне.
— Идите, идите, лентяи, — ответил Каллий, — долго же вы сегодня спали! Ведь вы пропустили и двойной бег, и шестерной!
— Но зато успели к самому интересному, к кулачному бою! — возразил Теллеас, дружески трепля Лина по затылку и садясь около него. — Ты, конечно, знаешь, что кулачный бой — самый древний вид спорта?
— Знаю… Аполлон дрался с богом войны, Аресом, и победил его давным-давно. Еще когда не было людей!
— Верно!
— Идут, идут! — закричали со всех сторон зрители.
На арене появились бойцы. Они медленно подходили к распорядителям, чтобы тянуть жребий.
— В первой паре Евридам против Никофона! — прокричал глашатай.
— Ой, как они странно одеты! — удивился Лин.
— Ну, ты ведь видел только тренировки мальчиков в палестре, — улыбнулся Ликон, — там нет серьезной опасности. А здесь необходимы предосторожности!
— Что у них на головах?
— Бронзовые колпаки для защиты. А на случай, если сильный удар придется по уху, надевают специальные повязки. Никому ведь не хочется оглохнуть, правда?
— Посмотри на их руки, — вмешался Датон, — они обвязаны кожаными ремнями до локтей и свободны только пальцы. Хотя эти ремни и называются «мягкими», однако они усиливают удар…
— По правилам Олимпийских игр не разрешается прикреплять к ремням свинцовые пластинки? — спросил Теллеас.
— Нет, — поморщился Каллий, — это считается слишком грубым… Но вот первая пара начинает!
Однако бойцы не спешили. Как и борцы, они выжидали, стоя друг против друга.
Никто в те далекие времена не догадался бы, каким станет кулачный бой через две с половиной тысячи лет, когда он будет называться боксом. Даже во сне не мог присниться древнему греку ограниченный веревками ринг или раунды, устанавливающие срок времени для каждой схватки. Бой велся на довольно широкой площадке, развивался в очень медленном темпе и носил осторожный, оборонительный характер. Бойцы подолгу выжидали, стараясь поставить противника против солнца или улучить момент, когда
