— А где он находится, ваш капитан?
— Под водой. Мы живём на корабле, который плавает под водой, но умеет и ходить, как обыкновенный корабль или теплоход, то есть по воде, и даже умеет летать по воздуху. Это единственный на земле корабль, двигатели которого используют фотонную энергию, — а если сказать просто: силу света. И если его поднять в космос, — а он способен и на такое, — он там освободится от сопротивления воздуха и разовьёт скорость, равную скорости света.
Павел Неустроев улыбнулся и покачал головой; он физик и в такую фантастику, разумеется, не верил. Он знал о существовании фотонной энергии, — знал, что в некоторых физических лабораториях высокоразвитых стран, особенно в Японии, ведутся работы по фотону, но так же ему было известно, что практических результатов в этой области ещё никто не имеет. В Москве эту новую энергию пытался открыть профессор Авиационно-инженерной академии имени Жуковского Космодемьянский, и он будто бы ближе других учёных подошёл к этому открытию, но он давно умер, и работы его остались в его письменном столе. А ещё слышал Павел Неустроев о каком-то учёном из Владивостока: тот, будто бы, и открыл эту энергию, и даже начал строить какой-то корабль с таким двигателем, но эти слухи скорее походили на безответственную болтовню фантазёров.
Драгана заметила скептическую мину Павла, и это ей не понравилось; натура мечтательная и восторженная, она легко поддавалась магии чудес и хотела бы слушать дальше рассказы таинственного гостя, и потому кислая улыбка Павла ей показалась неуместной. Повернувшись к Неустроеву, она с явным недовольством и даже раздражением сказала:
— Вы вот не верите в эту… как её… фотонную энергию, а я о ней слышала ещё в университете от ребят с физического факультета. И, пожалуйста, не перебивайте Фёдора.
И повернулась к гостю:
— Рассказывайте дальше. Это очень интересно!
Обиженный Неустроев не сдавался. Затеял спор с Фёдором:
— Подводная лодка, что ли? Так и говорите: подводная лодка, а то развели канитель: летать умеет! Нет таких подводных лодок, чтобы летать умели. Пока нет. Это-то мы знаем.
Фёдор не заметил обидного тона собеседника, спокойно продолжал:
— Одну такую в Советском Союзе построили. У нас в России ещё во время войны с немцами нижегородские корабелы начали строить суда на подводных крыльях — но они на крыльях только плавали, а мы свою посудину научили подниматься в воздух. Корабль строили по личному заданию Сталина. Работы велись в большом секрете. Я надеюсь, что вы побываете у нас в гостях и мы покажем вам своего «Евпатия». «Евпатий Коловрат» — так зовут наш корабль.
Супруги Простаковы — биологи и заведовали на Острове биологической лабораторией, а их друг Павел Неустроев руководил физико-механической лабораторией. Не веря ни единому слову бородатого Мюнхгаузена, как думал о Фёдоре физик Неустроев, он продолжал свои дотошные расспросы и надеялся, что вот-вот посадит его в лужу и докажет Драгане его полную несостоятельность. Интересовался деталями.
— Вы сказали, живёте на корабле. Но, как я понимаю, на кораблях не живут, а служат. И матросы там имеют флотскую форму, а вы, извините…
Фёдор поднял руку:
— Я вам всё объясню, но только не сразу, и не здесь.
Давал понять, что всё тут не так просто, и есть тайна, которую не всякому и доверишь. Оглядел комнату и продолжал тихо, едва слышно:
— Наш крейсер особый. В сущности, если говорить строго, он больше напоминает научный центр, а то и городок — вроде Новосибирского или Обнинского. И, конечно же, на нём живут люди гражданские — ну, те, что когда-то, ещё при Сталине, начинали строить «Евпатия». Управляется же корабль автоматикой и одним дежурным оператором компьютерного центра. Ваш покорный слуга имеет честь быть начальником этого центра.
Павел тут уж откровенно рассмеялся и торжествующе взглянул на Драгану; в его взгляде так и светилась мысль: ну, что я вам говорил? Он начальник центра! Да он сумасшедший, и его надо сдать в полицию. Но Драгана и на этот раз хранила серьёзность и готова была слушать рассказы гостя о каком-то необыкновенном крейсере, зашедшем в их воды и затаившемся на дне у берегов её острова. Её супруг, Борис Простаков, тоже потерял доверие к Фёдору, но из уважения к супруге, которую обожал и считал не только красивейшей в мире женщиной, но и большой умницей, слушал внимательно и хранил серьёзное выражение лица. А Фёдор хотя и замешкался малость, но не смутился. Продолжал:
— А когда наш крейсер был уже готов и вооружён, адмиралы и генералы из Главного штаба нашей армии решили продать его китайцам. Мой отец возмутился и предложил своим помощникам и всем строителям уйти в бессрочное плавание. Так началась самостоятельная жизнь флагмана русского морского флота «Евпатия Коловрата».
Павел Неустроев взмахнул руками и в голос расхохотался. И, качая головой, сквозь слёзы проговорил:
— Уж и флагмана! Да у вас там в России недавно спущен на воду суперкрейсер «Пётр Великий», несущий на своих палубах армаду сверхзвуковых истребителей и даже бомбардировщиков. Вот он флагман!
Фёдор Светов и этот откровенный и дерзкий пассаж выслушал спокойно, и так же спокойно и уверенно проговорил:
— Да, господин Неустроев, флагман. И такой, что по силе своей и всяческим возможностям стоит десятка таких крейсеров, как «Пётр Великий», и я уверен, что мой отец пригласит вас на наш корабль, и я буду иметь удовольствие показать вам и наш биохимический центр, где начальником мой брат Сергей, и особенно вам, госпожа Драгана, представлю своего старшего брата Дмитрия, а уж он покажет вам свою биологическую лабораторию. Есть у нас и такая. Её работы как бы продолжают ваши научные изыскания; у него и тема есть, которая, как я вычитал из Интернета, ещё со студенческих лет интересует и вас, а теперь она всё больше захватывает умы всего человечества — это проблема национальной психологии — есть ли она у людей, эта характерная для каждой национальности своя особенная психология? А если она есть, то, значит, и есть нации полезные и очень полезные, а есть нации вредные и очень вредные, а есть и такие, которые представляют опасность для всего человечества, — о таких национальностях говорил Карл Маркс. Если позволите, я вам по памяти процитирую его высказывание: «Какова светская основа еврейства? Материальные потребности, своекорыстие. Каков земной культ еврея? Торгашество. Кто их земной Бог? Деньги… Деньги — вот ревностное божество Израиля. Эмпирическая суть еврейства — торгашество». Если я ничего не перепутал и верно привёл цитату, то скажу вам и где я её вычитал. Она напечатана в работе Маркса «К вопросу о жидах». Ну, а если это так, если суть еврея в одной только наживе и в одних деньгах, то мой брат, биолог, справедливо делает вывод о наличии наций сплошь вредоносных, реакционных.
И Фёдор обратился к Драгане:
— Так я говорю или не так?
В этом месте их беседы дрогнула Драгана Станишич; хозяйка Русского острова заглянула в глаза бородатого парня, и они поразили её небесно-синей яркостью, в них была энергия, покорявшая своей силой и обаянием; лик его пламенел, как лик Святого Николая-Чудотворца, Фёдор даже и бороду носил такую, как этот любимый святой на Руси — круглую, гармонично завершающую молодое славянское лицо. Драгана испугалась: не влюбиться бы в него!.. Она недавно летала домой и побывала с отцом, губернатором штата, на нескольких званых вечерах и официальных раутах. Там видела молодых людей, которые ей понравились. И она испугалась. Впервые подумала о том, что её любовь к Борису Простакову может со временем ослабевать. Она боялась этого, страшилась мысли потерять мужа — такого славного, такого красивого, доброго и любящего её беззаветно. Вот и теперь. Забывшаяся было мысль вновь коснулась сознания, удивила, а главное — напугала. Она недавно во второй раз перечитала роман Толстого «Анна Каренина», вновь, как в первый раз, ей подумалось, что в жизни её произойдет что-то похожее. И теперь, как только ей встречался интересный молодой человек, тревожные эти догадки сами собой возникали, бередили сердце. Перевела взгляд на Бориса, и ей стало покойнее. Борис слушал Фёдора со всё нарастающим интересом. Кидал сочувственные взгляды на своего друга Павла — тот покачивал головой, сохранял на лице скептическую мину. Впрочем, был момент, когда Павел, как показалось Борису, взглянул
