следил за игрой.
— И ты чувствовал себя бесполезным?
— Да.
Лили стало горько. Ноа — умный, талантливый, проницательный. И он стал ненужным только из-за того, что физически не способен ударить по мячу какой-то дурацкой клюшкой.
— Эндрю должен был предусмотреть это, — грозно заявила Лили. — Я знаю, знаю, — продолжила она, не давая ему перебить ее. — Это его свадьба. Но надо же немного думать. Вдобавок ко всему ты был потрясен его признанием.
Ноа удивился:
— Ты защищаешь меня?
— Ну кто-то же должен этим заниматься, так?
Он тут же притянул ее к себе и прижал к груди, в которой билось сильное и честное сердце.
— Спасибо, — прошептал Ноа. — А то я почувствовал себя эгоистом.
Она глубоко вздохнула, наслаждаясь его ароматом и теплом:
— Ты? Эгоист? Не смеши меня.
— Еще какой. В последнее время думаю только о себе.
— Ты имеешь на это право.
— Люди теперь говорят со мной иначе, смотрят на меня по-другому. Именно поэтому я колебался, когда Эндрю попросил меня быть его шафером. Сегодня я в полной мере ощутил, каково мне придется в церкви. На виду у всех.
— Ты делился своей проблемой с Эндрю?
— Нет. Я решил оставить все как есть.
На смотровую площадку въехал автобус, нарушив идиллию. Ноа убрал руку со спины Лили, и они вернулись к грузовику, остановившись возле капота. Теплый ветер трепал ее волосы, выбившиеся из хвоста.
— Так ты позвал меня с собой...
— Чтобы поговорить.
На лице Лили появилась улыбка. Сейчас они стали гораздо ближе. Ноа хочет поговорить. Поговорить с ней. Пусть тогда объяснит почему.
— Почему я, Ноа? Почему не Эндрю, не Джен? — тихо спросила Лили не дыша.
Из автобуса вывалилась группа туристов, которым не было дела до Ноа и Лили: они стали фотографироваться возле знака, обозначающего самую высокую точку Канады. Ноа не обратил на них никакого внимания и сказал:
— Иди сюда.
Сильная рука обняла ее, макушкой она касалась его подбородка. Это было чудесно — чувствовать себя желанной и защищенной.
— Я поделился с тобой, потому что доверяю тебе, Лили. Не знаю почему. Может, потому, что ты выросла не здесь. Может, потому, что ты всегда говоришь правду.
Лили закрыла глаза. Она действительно не врала ему, однако об очень многих вещах умолчала. Впрочем, об этом не знал никто, даже Джен. А ближе Джен у нее никого не было.
Но она тоже доверяет ему. Ноа никогда не осудит ее. Это так же верно, как то, что эта свадьба станет тяжелым испытанием для них обоих.
— Я тоже не люблю свадьбы, — призналась Лили, и у нее на душе стало легче. Рядом с ним она могла не притворяться.
— Правда? — Ноа наклонил голову, будто пытаясь заглянуть ей в глаза.
— Не люблю.
— Но ты помогаешь Джен, и шьешь для нее платье, и выглядишь веселой.
Как объяснить ему, что иногда приходится надевать маску? Что женщина, которую он видит, не настоящая Лили?
— Джен — моя лучшая подруга. Я не хочу перекладывать свои проблемы на нее точно так же, как ты не желаешь расстраивать Эндрю. А если честно, удовольствия мало. Сегодняшний девичник стал для меня одним из самых сложных мероприятий в жизни.
— Значит, мы подходим друг другу!
— Как ты думаешь, они представляли, через что нам придется пройти, когда просили нас помочь им?
— Я считал, что все женщины грезят свадьбой. Ах вот в чем дело.
Лили могла бы рассказать ему о платье и о боли, которая никогда не пройдет. Но не сейчас. Не все сразу.
— Моя мама никогда не была замужем, — начала она. — Своего отца я не знала. Она всегда была... свободная, что ли. Еще в детстве я возненавидела свадьбы. Мне часто приходилось носить букеты на свадебных церемониях. Мама была портнихой. Работа приносила ей немалый доход. Она шила чудесные платья, но не для себя. Они висели на вешалке, белые, кружевные, блестящие, и все, о чем я мечтала, когда смотрела на них, — чтобы она надела такое платье, вышла замуж и мы перестали бы кочевать с места на место. Но она утверждала, что любить надо сильно и многих.
Ноа прошептал:
— Тебе всегда было очень одиноко.
— Возможно. Каждый раз приходилось привыкать к новому дому, новой школе, новым друзьям. Поэтому я полюбила Ларч-Вэлли. Первый раз в жизни я почувствовала себя по-настоящему дома. И ради Джен надену розовое платье и понесу цветы — потому что здесь я нашла свою семью.
— А я?..
— Тебе нужен друг. И ты — член семьи Эндрю.
— Я не хочу быть для тебя обузой.
— Ты никогда не был для меня обузой. — Ее сердце сбилось с ритма. — Знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя, Ноа? Нет в тебе никакой ущербности. Ты сильный, решительный мужчина, и ты обязательно вернешься к жизни, которую любишь.
Тут Лили сама испугалась того, что сказала. Но ведь она с самого начала знала, что он собирается вернуться на военную службу.
Она повернулась, чтобы видеть его лицо. Несколько мгновений они не отводили взгляды друг от друга. Оба знали, что между ними возникло нечто большее, чем дружба. И понимали, что рано или поздно произойдет неизбежное.
— Итак, — тихо произнесла Лили. — Мы оба справимся. Ты будешь улыбаться, а если не получится, посмотришь на меня и вспомнишь, что я терпеть не могу розовый цвет и запах лилий.
— Договорились.
Она неохотно отстранилась.
По дороге домой Лили думала только о том, как хорошо ей было рядом с Ноа, и о том, что она была почти готова рассказать ему, почему на самом деле боится свадеб.
Лили стряхивала со стола крошки шоколадного пирожного, когда к ней подошел Ноа. Репетиция свадебного торжества подходила к концу; гости уже расхаживали с чашками чая или кофе. Весь день Лили была занята подготовкой.
И все это время она думала о Ноа.
— Хочешь уехать отсюда? — Его голос прозвучал прямо у ее уха.
— Я не могу. Еще не все закончилось, — ответила она и попыталась успокоить забившееся быстрее сердце.
— Мне нужна твоя помощь кое в чем. Я подожду.
— У-ух... Загадки, загадки, — улыбнулась она.
Принарядившийся Ноа нравился ей гораздо больше: на нем были не привычные джинсы и футболка, не парадный смокинг, который он наденет завтра, а брюки цвета шоколада и легкая желто-коричневая рубашка. Правый рукав был закатан и закреплен булавкой. Она собрала тарелки и искоса посмотрела на
