трофейный ПСС, тот самый, который я приобрёл в одной из своих командировок на юг более года назад.
Время замедлило свой бег.
Рахметов медленно поднимал руку с ПМ. Большой палец снял пистолет с предохранителя. Рука продолжала подниматься.
Рукавишников всё ещё был в движении поворота.
Левой рукой Рахметов стал отталкивать своего подельника с лини огня. Я упал в сторону на левое колено и левую руку, выбросив руку с пистолетом в сторону стрелка.
Когда рука с пистолетом наконец достигла положения для выстрела, Рахметов осознал, что его цель уже ушла с линии прицеливания, но было уже поздно, ничего изменить уже было нельзя.
Я выстрелил снизу вверх в тело полковника. Рахметов дёрнулся и, всё ещё сжимая свой Макаров, медленно стал обмякать. Я выстрелил ещё раз, но теперь в голову. Пуля ударила Рахметова в под скулу и вошла в мозг.
Негромкие кашляющие выстрелы моего ПСС отразились от стен, несколько усиливая звук. Для тех, кто никогда не слышал этих выстрелов, определить что это, было бы трудно, особенно если находиться снаружи.
Рукавишников наконец повернулся и увидел меня, пока не поняв, что только что произошло. Рахметов шмякнулся на пол. Семён Алексеевич поглядел на него, потом опять на меня.
Я поднялся с колена, подобрал 'Макаров' полковника и, ни слова не говоря, выстрелил генералу прямо между глаз. Гром от выстрела был намного сильнее, чем от бесшумного ПСС. Закрытое пространство многократно усилило эффект, возвращая звук. Мужчина упал навзничь. Всё было кончено для этих двоих.
Я вложил свой ПСС в руку генерала, а ПМ обратно в руку полковника, повернулся и вышел.
Произнесённое заранее заклятие позволяло не оставлять отпечатков пальцев. Все детали пистолета я протёр ещё раньше, там тоже следов быть не могло.
Номер пистолета обязательно всплывёт, вот пусть и попляшут. Конечно, криминалисты определят, что всё было подстроено, что в комнате был третий, исходя из характера выстрелов и положения тел. Однако пристегнуть это будет не к чему. Появится загадка, для тех, кто понимает. Именно это мне и надо было. Выйдя наружу, я пробормотал заклинание, убирая все следы моего пребывания в доме и двинулся в обратный путь.
Незамеченным я подошёл к машине, сел в неё и двинулся назад в Москву. Я бросил машину у станции метро, оставив открытым окно со стороны водителя и ключи в замке зажигания. Если повезёт, то шпана угонит машину, покатается и бросит где-нибудь или будет поймана с поличным, тогда я им не завидую. Если не повезёт, тогда её просто найдут и вернут владельцу. И в том и в другом случае исход полностью устраивал меня.
Я пошёл прочь от внедорожника. Пройдя два квартала, сел на автобус. У меня на завтра была запланирована встреча ещё с одним человеком.
На этот раз это был чиновник из администрации Президента Готлиб Владимир Маркович. Он тоже был в деле. Через него проходили все контакты с зарубежьем. Готлиб — очень незаметный чиновник, но очень влиятельное лицо.
Он несколько раз менял партнёров, выходящих из игры по разным причинам, всё время при этом оставаясь в тени. Изменения в администрации не касались его ни коим образом, он всегда оставался на прежнем месте при любых перестановках и веяниях.
Владимир Маркович был вдовцом, в свои пятьдесят девять лет обладал исключительной памятью и прекрасной юридической и финансовой подготовкой. Дети: дочь и сын, трудились в финансовой сфере. Общался он с ними не слишком часто. Жил он в элитном доме. Имел ротвейлера, которого ежедневно выгуливал ранним утром и поздним вечером. Образ жизни Готлиб вёл замкнутый, практически ни с кем не общаясь, если только общение не диктовалось 'производственной' необходимостью.
Мне не совсем были понятны его мотивы. Если он старался для детей, то это было не особенно заметно. Если для себя, то это тоже как-то не вязалось с тем образом жизни, который он вёл. Должны были быть движущие причины. Азарт, жадность, тайные страсти . . . Была ещё одна причина на мой взгляд. Если нет естественных побуждающих причин, то должны быть искусственные.
Когда я изучал его, поначалу не придал значения этим маленьким несоответствиям, поглощённый делом генерала. Теперь, когда мысленно начал просматривать все данные по Готлибу, в голове стали всплывать всё новые и новые вопросы. У меня даже ладони зачесались. Я решил немного оттянуть нашу встречу и ещё раз изучить данные, на этот раз более внимательно.
Говоря об искусственных причинах тех или иных поступков или деятельности, особенно нелегальной, я имею в виду приказ. Основание для приказа может быть разное. Например, чисто административное. Это когда начальник отдаёт приказ подчинённому. А бывает вынужденное, когда человека на чём-то прихватили и угрозами заставляют делать то, что необходимо для заинтересованной стороны, это — шантаж. В том и другом случае дело заслуживало того, чтобы взглянуть на всё ещё раз.
Я погрузился в изучение перипетий жизни Готлиба. В голове постоянно крутилась мысль о том, что за всем этим были видны уши спецслужбы. Какой? Когда? Ответ на эти вопросы я нашёл в одной из его поездок за рубеж около двадцати лет назад.
Это был туристический тур по ряду стран. Владимир Маркович с супругой наслаждались поездкой. В белокаменном Дубровнике к ним подошёл один неприметный мужчина лет сорока. Он расположил к себе путешествующую пару приятностью обхождения.
Дальше всё было по откатанной схеме вербовки. Я поинтересовался кто же был тот обаятельный человек. Совершенно 'случайно' оказалось, что мужчина был агентом американской разведки. Я усмехнулся, должно быть, Джеймс Бонд собственной персоной. Моя ирония была напрасной. Имя агента было Майкл Прайс, разумеется, представился он, как Адам Брикеридж.
Готлиб дал согласие сотрудничать, это было совсем нетрудно, ведь взамен денег, которые ему давали, ничего пока не требовали. Более того, ему помогали двигаться по служебной лестнице. Наконец, от него стали требовать оказывать определённые услуги.
Ничего такого, что описано в детективных романах. Владимир Маркович не карабкался по крышам, не открывал булавкой сейфы и не крал оттуда схемы устройства подводной лодки на электрическом приводе времён второй мировой войны или планы звёздных войн.
Владимир Маркович встречался с определёнными людьми и делал замечания, давал дружеские советы и оказывал дружескую безвозмездную помощь, особенно в размещении денежных средств в различных зарубежных банках. Проще говоря, Готлиб был агентом влияния и человеком, который заманивал в сети разведки новые жертвы и готовил их для дальнейшей вербовки. Постепенно масштабы деятельности увеличивались, круг знакомых Владимира Марковича стремительно рос, с ним росло его влияние в структурах власти.
Всё было хорошо и безоблачно, пока в один момент Готлиб не решил, что может самостоятельно определять что хорошо, а что плохо для него и для его государства. Именно так, на какое-то время ему стало чудиться, что он стал государственным мужем, и от него теперь зависят жизни и счастье смердов и стрельцов. Ему быстро напомнили об обязательствах, данных иностранной разведке. Владимир Маркович испугался, но потом решил вести двойную игру, опираясь на свои связи в ФСБ.
Реакция последовала незамедлительно. Любимая супруга Готлиба Майя Ароновна внезапно скончалась от ураганного отёка лёгких. Горе несчастного было безмерно.
Пока вдовец был в трауре, Владимира Марковича навестил один пожилой мужчина по имени Вениамин Яковлевич Аронсон и сообщил горевавшему о том, что его помнят и любят за рубежом, сочувствуют его горю и напоминают, что у него есть двое прекрасных детей, нуждающихся в отцовской заботе. Если, не дай Бог, с ними тоже случится несчастный случай, это будет воистину жестоким ударом.
Готлиб прекрасно понял, что от него требовали и кто требовал. Так же он понял, что надеяться ему не на кого. Его предали. Оказалось, что его знакомые в службе контрразведки 'дружат' с теми же людьми, что и он сам.
Я откладывал в сторону имена и лица, делая для себя небольшие пометки. Объём собранной
