информации рос, как снежный ком.
Наступило утро. Я продолжал изучать материалы дела.
Я связался с Галицким и доложил ему о новых обстоятельствах дела. Викторович внимательно выслушал.
— Что предлагаешь? — спросил он после недолгого молчания.
— Оставить план без изменения в отношении Готлиба. Он является на текущий момент ключевой фигурой в большой игре. К тому же заниматься всем этим — не совсем наш профиль.
— Именно. Помимо всего прочего это потребует привлечения к делу всех наших сил, а этого мы позволить себе пока не можем, — продолжил мою мысль Викторович. — Составь докладную записку, посмотрим что можно сделать.
— Есть, — ответил я и отключился.
Я решил отложить составление записки на потом и прилечь отдохнуть. Повалился на кровать, стоящую тут же, рядом со столом в моей комнате в одной небольшой московской квартире в районе новостроек. Это была наша конспиративная квартира.
Странно, думал я. Давно, в детстве, я мечтал быть пожарником, затем милиционером и ездить на мотоцикле с коляской, как сержант Полищук, затем мечта о блестящем пожарном шлеме и большая красная машина с оглушительной сиреной снова перевесили. Я рос, с возрастом менялись мои мечтания.
Мальчишки вокруг хотели быть космонавтами, лётчиками или военными. Именно потому, что этого хотели все, я хотел выбрать что-то ещё. Я решил быть капитаном дальнего плавания. Эта мечта была со мной многие годы. Я мечтал о море, диковинных странах и приключениях. Я усиленно изучал географию, налегал на иностранные языки, занимался боевыми искусствами, плаванием.
Постепенно ореол романтизма дальних путешествий таял. Немалую роль в этом сыграл мой родственник. Он жил в Одессе. Поначалу был заместителем начальника одесского порта, затем, почему-то, решил уйти в плавание.
Он побывал, наверное, во всех или почти всех странах мира. Большая его квартира ломилась от книг и сувениров со всех концов света. Он был для меня примером многие годы. Но именно он, когда мне оставался всего год учиться в школе, рассказал о том, как долги могут казаться морские переходы и бесконечными вахты, как трудно иметь семью, постоянно находясь в плавании и так далее.
С другой стороны, мой дед и отец были офицерами военной разведки, и я решил пойти по их стопам, но всё же передумал и решил стать инженером.
Многие люди мечтали жить и работать в Москве, именно поэтому, я не хотел иметь с Москвой ничего общего, несмотря на представлявшиеся возможности. Однако, вот он я. Лежу на кровати в первопрестольной и я — офицер разведки.
По иронии судьбы мне приходились делать то, что поначалу я отвергал. Я сторонился того, что было модно, но влипал в это, несмотря на свои прежние убеждения. С этими мыслями я провалился в сон.
Проснулся что-то около семи вечера. Сборы мои были недолгими.
Пользуясь автобусами, добрался до нужного мне района. Прошёл несколько дворов насквозь, спустился по переулку до нужного дома.
Было без пяти девять. Я заглянул в свой коммуникатор. Готлиб был дома, только что вернулся с прогулки с собакой. Я проверил его квартиру на предмет скрытых микрофонов, видеокамер, охранных устройств. Его трёхкомнатная квартира была чистая. Огромная пустая квартира. Собака была гарантом от непрошеного вторжения.
Я подошёл к железным дверям подъезда с кодовым замком. Открыть такую дверь и раньше не было большой проблемой, теперь дело было и того проще. Я сосредоточился на замке, прошептал заклинание, и дверь распахнулась.
Не торопясь поднялся по лестнице на третий этаж. Не доходя до площадки, я остановился и пробормотал несложное заклинание. Огромный ротвейлер за дверью теперь спал. Я так составил заклинание, что добавление только одного слова пошлёт собаку в вечный сон.
Собаку было жалко, но участь её решена. Без хозяина, жизнь для неё не будет иметь смысла. Будет немилосердно оставлять её тосковать по хозяину. Это и небезопасно.
Теперь настал черёд двери квартиры. Дверь тоже была железная, но обитая с двух сторон дерматином. Я поколдовал над замком несколько секунд и тихо вошёл в тёмный коридор. Ротвейлер лежал на полу у дверей и мирно спал.
Я прошёл в гостиную. Готлиб сидел в кресле и смотрел на экран выключенного телевизора. При моём появлении он повернул голову и посмотрел на меня.
— Владимир Маркович, вы знаете зачем я здесь, — начал разговор я.
— Знаю, вопрос только: с какой стороны?
— С правильной стороны. Вас долго использовали, настало время отвечать за содеянное.
— Не надо громких слов, — поморщился Готлиб.
Я усмехнулся. Действительно, что это меня понесло в такую высочайшую лирику?! Я не мастер слова и не пламенный трибун, надо переходить сразу к делу.
— Мне нужны номера счетов, суммы, имена, кодовые слова и так далее.
— А если я откажусь?
— Возможно, вы думаете, что вам всё равно умирать. Это верно, но умирать можно по-разному. Можно быстро и аккуратно, а можно очень долго и не совсем приятно.
В глазах Готлиба зашевелился страх. Как большинство интеллигентов, мой подопечный боялся обычного физического насилия. А уж про изощрённые способы и говорить нечего. Впрочем, изощрённых методов допроса все боятся.
— Я не буду стращать вас пытками, — продолжил я. — Подумайте сколько вреда вы принесли государству и людям, ваша супруга была убита по вашей милости. Спасите хотя бы детей. Они не станут миндальничать, как я. Вы знаете это.
Готлиб молчал. Он как-то сник, когда я упомянул его жену. Странно, мне всегда казалось, что термин 'постарел на глазах' — только литературный оборот. В нём произошло еле уловимое изменение, которое можно бы было описать именно такими словами. Кончина жены была его уязвимым местом. Он действительно считал себя виноватым в её смерти.
Я не торопил его. Лицо его сейчас было не столько испуганным, сколько отрешённым. Затем Готлиб кивнул головой, отвечая на собственные мысли.
— Знаете, я чувствовал, что сегодняшний вечер будет не совсем особенным . . . Запоминайте или записывайте . . .
Три часа спустя я поднялся со своего места и пробормотал заклинание. Готлиб побелел, тело его вытянулось, и он затих, отправившись на встречу со своей супругой. Затем я пробормотал последнее слово, делая услугу сторожу. Собака теперь тоже была мертва, разгуливая где-то в садах собачьего рая. Я вышел на площадку, убрал заклинанием все следы своего нахождения в квартире и вышел на улицу.
Покуковав в Москве ещё два дня, дождался, когда ребята закончат свою часть работы и доложатся мне.
Следующим утром мы были снова переброшены на нашу базу на Гае, и я подробно докладывал начальству о проделанной работе. Большинство счетов, которые назвал мне Готлиб были анонимными или на подставных лиц. Представлялась хорошая возможность провернуть несколько интересных комбинаций. В игру были вовлечены большие люди. Всё это органично и замысловато переплеталось с информацией от ребят, которую они добыли в ходе выполнения задачи.
Получался сильный загиб. Скорее всего, нам и только нам придётся работать по нему. Потянуть такое дело официальными путями вряд ли смогут другие подразделения.
Викторович молча слушал, прекрасно понимая какая ответственность ложилась сейчас на его плечи. Я закончил доклад.
— Съезди на недёльку в отпуск, отдохни как следует, — посоветовал Галицкий. — Потом возвращайся. Думаю, будет много работы.
На дворе была золотая осень — конец сентября. Погода стояла великолепная. Ласково светило солнце, в воздухе летали паутинки. Это паучки-парашютисты путешествовали по воздуху в надежде найти себе убежище на зиму. Было бабье лето. Очей очарованье!
