Мимо проходили трое молодых парней. Они были слегка навеселе. Увидев нас, они дружно загоготали. Один из них выкрикнул:
— Бросайте своего старикана, красавица, идёмте с нами!
Вся компания дружно рассмеялась и, довольная собой и вечером, проследовала дальше.
Меня, как-будто, окатили холодной водой. Старикан! Неужели я так нелепо сморюсь рядом с этой двадцатипятилетней девушкой?! Мне едва сорок с хвостиком! Она моложе меня всего на . . . Я осёкся. Очарование вечера прошло.
Мне стало стыдно за свои чувства. Я начал было злиться на себя. Мадлен почувствовала перемену в моём настроении и теснее прижалась ко мне. Она посмотрела мне в глаза, отыскивая причину. Я делал вид, что ничего не случилось. Через минуту всё прошло. Какая разница, что говорят другие?!
Медленно, но неотвратимо мы подошли к дому, где обитала сейчас Мадлен с её братьями. Мы пожали друг другу руки. Я не выдержал, склонился над её рукой и запечатлел поцелуй на её пальцах.
Мы договорились связаться завтра, девушка повернулась и вошла в дом. Я медленно побрёл в свой отель, чувствуя себя немного старомодным. Может мне удастся украсть у судьбы ещё пару вечеров, как этот. Возможно даже, что ещё два-три дня мне удастся тайком наслаждаться тихой мирной жизнью.
Пусть будет так! Я хотел сейчас потеряться для всех. Просто исчезнуть и всё. Может так и сделать? А что, буду вместе с братьями Мадлен возить товары на Мальту, может даже иногда подрабатывать контрабандой. Зато тихо и спокойно!
Я размышлял таким образом, наслаждаясь вседозволенностью и понимая, что всё это только мечты. Но как приятно было думать об этом! Думать, что всё можно изменить в своей жизни. Домой на Землю мне больше не хотелось возвращаться, во всяком случае, сейчас.
Я приезжал в свой родной город всё реже и реже. Последней причиной, заставлявшей меня появляться в городе, как ни странно, была Марина. Только, когда потерял её, я осознал, что именно она была той последней ниточкой, связующей меня с моим родным городом. Марина исчезла из моей жизни.
Появилась Мадлен. Как быстро для меня произошёл этот переход! А может, и не было ничего у меня с Мариной, потому и прошло всё так быстро?!
С Мадлен я провёл всего несколько приятных часов. Говорить, что она 'появилась' было бы неверно. Как обычно, всё исчезнет, когда труба вновь позовёт.
Странно, эта девушка вложила в мою голову крамольную мысль о семье, и теперь эта мысль постоянно крутилась в моей голове. Скажем так, она не вложила мне новую мысль, но зёрна упали на благодатную подготовленную почву. Меня теперь можно было брать за жабры тёпленьким или холодным и скользким, кому как нравиться.
Я добрался до своего отеля, не зажигая света, вошёл в номер и, раздевшись, лёг в кровать. Долго смотрел в потолок. Я приехал сюда, чтобы вышибить клином клин, о чём совершенно не жалел.
Тактика была стара, как мир, но действовала безотказно. Новый клин здорово засел в моей душе. Я совсем не рассчитывал на подобный результат, но так тоже неплохо.
Скоро мне удалось провалиться в сон.
Следующий день разделился на две половины. Первую, когда я сидел на набережной в одном из кафе и наслаждался видами на море или бродил по набережной, вдыхая солёный воздух и ожидая удобного момента, когда смогу позвонить Мадлен. Вторую, когда я был с девушкой, и которая пролетала совершенно незаметно. Точно так же прошёл и следующий за этим день.
Я находился в каком-то совершенно оторванном от реальной жизни состоянии. Я глядел в бездонные глаза Мадлен и забывал обо всём на свете. Не было ни моря, ни солнца, ни окружающего мира, ни даже самого меня. Её густые аккуратные изогнутые дугами брови каждым своим движением вызывали во мне дрожь, а яркие губы наводили только на одну мысль — мысль о поцелуе. Такое со мной было впервые в жизни.
В общении с ней я старался не пересекать черту, за которой отношения становятся близкими и чреватыми всевозможными осложнениями. Я так и не решил, чего же я хочу на самом деле.
Я качался на волнах невинного и мимолётного счастья от общения с ней, колеблясь в своих намерениях относительно девушки от одного полюса к другому и обратно.
Выбор за меня сделала Мадлен. Когда мы прощались у дверей её дома в очередной раз, и я готов был отчалить, девушка нежно поцеловала меня в губы. Я не в силах был сопротивляться и ответил поцелуем на поцелуй. Кровь немедленно ударила мне в голову, и девушка тут же почувствовала это. Она молча потянула меня за рукав к себе домой.
Мы поднимались по каменным ступеням. Мадлен — своим обычным шагом, я, не знаю почему, крался, как мышь. Едва за нами закрылись двери, я крепко обнял девушку и поцеловал её в губы, не желая откладывать на потом свою жизнь. 'Кавалергарда век не долог, и потому так сладок он'.
Поздно ночью Мадлен вытолкала меня за двери, объяснив, что не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о нашем романе. Я не видел причин, почему бы и нет, но у неё были свои причины, и я подчинился, уважая её личную жизнь. Она на прощанье поцеловала меня и тихо затворила дверь.
Я шёл по тихим улицам. Ночная прохлада освежала моё пылающее лицо. Я шагал, не чувствуя под собой камней мостовой. Существует выражение: 'летел на крыльях'. Именно так я себя и чувствовал. Чёртик в моей голове пытался съехидничать: 'картонные крылья!'. Я велел ему заткнуться и с наслаждением вдыхал свежий морской воздух. Чёртик всё не унимался, обзывая меня последними словами. Тогда я послал его подальше, а он меня. На этом и разошлись.
Всё рухнуло на четвёртый день моего пребывания в Ницце. Со мной связался Галицкий.
— Привет, где ты? — Начал он в своей обычной манере, не затягивая с преамбулой.
— Рад приветствовать, я в своём отпуске.
— Угу. Я пробовал связаться с Микульским — безрезультатно. Последнее, что я знаю о нём, это то, что он — где-то здесь на Гае.
— Весёлые новости.
— Да уж . . . А какого тебя понесло опять на Гаю?
— Решил отдохнуть в тишине, порыбачить.
— Ну и как?
— До сего момента было хорошо. А что случилось?
— Началась вакханалия на тему нашей работы, мне это всё не нравиться, — мрачно сказал Князь.
— Я недавно говорил с Паном Директором, он был чем-то занят.
— Вот именно. Раз ты уже здесь, пошукай что к чему. Держи связь с Бруцевским.
— Само собой.
— Ну, тогда удачи.
— Бывай!
Галицкий отключился. Я остался сидеть в облюбованном мною кафе 'Золотой пляж' на набережной 'Променад дес Анлес'. Я смотрел на море и думал. Вспомнилось одно двустишие:
А счастье было так возможно!
И так возможно, и вот так . . .
Я попробовал связаться с Микульским. Ничего. Никакого ответа. Это было странно. Четыре дня назад я говорил с ним, и он помог мне переправиться на Гаю. Что он говорил тогда? Что занят? Чем? Галицкий сказал, что он где-то здесь. Может Бруцевский знает, они — приятели?
Мне пришлось выйти из кафе и уйти на берег. Убедившись, что никого нет поблизости, я достал коммуникатор и связался с
Бруцевским. Я заговорил с ним по-французски. Бруцевский понял и ответил мне на том же языке. Я вкратце рассказал ему, что случилось.
— Интересно . . . Микульский не вышел на связь, и два дня я пробовал связаться с ним, но безрезультатно . . . Какие-нибудь мысли?
— Мысль одна — мне это всё не нравится. Где он?
— Он работал в Найроби в Кении. Там и теряется его след. Больше пока сказать по этому поводу нечего.
