— Уродство.
— Ну, в общем, да.
— Это вообще уродливый город.
— Такой же, как Афины.
— Странное сравнение. Я что, задел твои патриотические чувства?
— Большинство современных городов уродливы. В Нью-Йорке есть красивые места.
— У Афин есть история.
— Ее слишком много.
— Да, это так. Действительно, собственная история греков действует против них. Это обычный в Европе феномен. У американцев больше старания, желания к чему-то стремиться. Это их сильная сторона, но иногда именно поэтому они делают глупости. Они постоянно меняют друзей, забывают старых союзников. Поэтому мир и не верит Америке.
Мэтью слышал все эти рассуждения и раньше и был рад, что дед наконец становится самим собой.
— Каковы последние новости? — спросил Андреас.
Слева появились очертания черного монолита больницы «Гора Синай», оживляемого квадратиками освещенных окон. И сразу на Мэтью навалилась отупляющая сознание тоска.
— Количество кровяных клеток у него стабилизировалось, почему — неизвестно. Оно может снова снизиться в любой момент. Уколы, похоже, больше не действуют.
— Значит, они не могут ему помочь?
Мэтью пожал плечами, оставив вопрос без ответа. Его можно не задавать. Его мать даже слышать ничего не желала о долгосрочном прогнозе. Она просто молилась Отцу, Сыну, Богородице — всей этой бесполезной компании. Но в то же время это был вполне естественный вопрос, и отец его отца имел право его задать.
— Они достигли некоторых успехов, но лечение наносит вред организму. После каждой процедуры он просто… Я начинаю сомневаться, стоит ли их делать вообще.
— Им следует отправить его домой. Человек должен встречать такие вещи дома.
— Все не так просто, Papou. — Резкость собственного тона удивила его. — Мы не должны терять надежды на улучшение. И я не уверен, что у него достаточно сил, чтобы вернуться домой. Мама сделает для него все — это, собственно, она и пыталась делать, но сейчас она сама очень плоха.
Андреас погладил его по плечу:
— Не думай слишком много о том, что еще не случилось.
Пятая авеню была уже почти пуста, и им удалось припарковаться рядом со входом в больницу. Длинные спутанные ветки вязов тихонько поскрипывали у них над головами. На какое-то мгновение Андреас засмотрелся на них. Мэтью взял его под руку, и они вошли в здание.
Его побрили, но свинцовая щетина отросла снова. Вместо волн густых черных волос его голову покрывал сероватый вьющийся пушок. Щеки впали, под простынями угадывалось похудевшее, лишенное массы тело. Было бы неверно сказать, что Андреас не узнал сына. Лоб, длинный нос, суровые очертания рта, маленький шрам на подбородке — все это было знакомое, родное, но болезнь ужасающе изменила его тело. Что, ему сейчас пятьдесят три? В их семье жили до девяноста, и Андреас решительно был настроен на то же. Сын не должен уходить раньше отца.
Старик застыл в дверях. Если бы Алекс не спал, он бодрыми шагами зашел бы в комнату и ничто не выдало бы его чувств. Но поскольку сын спал, Андреас дал себе несколько минут, чтобы прийти в себя. Последний раз он смотрел на спящего сына, когда тот был еще ребенком. Пять лет он вообще не видел Алекса. В последнюю их встречу им удалось преодолеть некоторую горечь, тянувшуюся из прошлого. Но перемирие еще не дружба. Тогда, много лет назад, они не сделали шага навстречу друг другу, не захотели узнать друг друга, и теперь невозможно было одним махом преодолеть разделяющее их расстояние. Океан, пролегший между ними, еще больше разъединил их. Возможно, и Фотис, и Ирини, жена сына, кое о чем рассказали. А возможно, все еще помнились старые обиды.
Мэтью обошел вокруг кровати и встал около окна. Андреасу не было видно того, что видел внук, но, если Андреас правильно сориентировался на поворотах по пути в больницу, тот смотрел на восток, на реку. Со спины его внук напоминал отца — широкие плечи, круглая голова, черные волосы. Но на этом сходство заканчивалось. Правда, Мэтью не был похож и на мать. «В бабку, — подумал Андреас уже не в первый раз. — Он похож на мою жену». Внук был похож на любимую, дорогую Марию.
— Babas, — донесся от кровати сухой шепот. На старика смотрели чуть раскрытые глаза сына. Неужели он не спал все это время?
— Ne, — ответил Андреас. Не доверяя своему телу и боясь быстрых движений, он подошел к постели шаркающей походкой инвалида.
Алекс попытался сесть. Старик отчаянно хотел помочь ему, но побоялся, что сыну это не понравится. На помощь пришел Мэтью. Он подтянул отца вверх, помогая ему сесть. Андреас быстро подложил подушки, и Алекс откинулся на них. Больной указал на чашку, стоявшую на тумбочке, и Мэтью налил в нее воды из белого пластикового кувшина. Алекс взял ее твердой рукой и стал медленно пить, молча, не глядя на них. Ноги Андреаса задрожали, но он не стал садиться.
— Как там поживает моя тихоня-сестра? — спросил наконец Алекс по-английски — из-за Мэтью, хотя тот неплохо владел греческим.
— Ну, дети ей не дают скучать, а муж в этом деле не помощник.
— Ты всегда ее защищаешь. — Легкое подрагивание в уголках губ — Алекс улыбнулся.
— Когда я с ней, я защищаю тебя. — И после паузы: — Она скоро приедет тебя навестить.
— Да, как только ты сообщишь ей, в каком я состоянии. Не сомневаюсь, что все сбегутся к моему одру, со святой водой и священником. Надеюсь, ты поможешь уладить это дело без священника. — Алекс перевел взгляд на сына: — Ты встретил его в аэропорту?
— Фотис встретил, — ответил Мэтью.
— Конечно. Конспираторы.
— Он шлет свои наилучшие пожелания.
— Передай ему мои — на следующей планерке.
Мэтью засмеялся.
— А что мы планируем?
— Бог знает, — проскрежетал Алекс. — Спроси своего Papou.
— Он прислал своего человека встретить меня в аэропорту, — сказал Андреас. — Неожиданно для меня. Мы не виделись уже много лет.
— Как ты сегодня себя чувствуешь? — тихо спросил Мэтью.
Рука Алекса повернулась ладонью вверх, потом вниз — жест, понятный всем троим.
— Так же. Делали какие-то исследования. Врачи говорят, что скоро можно домой. Babas, сядь.
Андреас упал на жесткий стул. Расстегнув пальто, он положил шляпу на колени.
— Отличная новость, — ответил Мэтью. — Значит, анализ крови уже лучше?
— Немного. Во всяком случае, не хуже.
— Но в таком случае они должны продолжать лечение. Может быть, улучшение будет продолжаться?
— Может быть. Так они говорят, хотя сами этому не верят. А я не верю им. — В голосе Алекса сквозь бесконечную усталость слышались нотки раздражения. — В любом случае я не в состоянии больше переносить эти сеансы. Мне нужно отдохнуть. А здесь я не отдыхаю.
— Конечно, нет, — поддержал его Андреас. — Тебе лучше быть дома.
— Ну ладно. По-моему, тебе тоже нужно отдохнуть. Ты выглядишь хуже, чем я.
Андреас смотрел на сына, как смотрят на аварию на дороге — не в силах отвести глаз, понимая, что на его лице отражаются все его эмоции, — и все-таки не мог совладать с собой.
— Со мной все в порядке. Это из-за перелета. Никогда не смогу привыкнуть к самолету.
Лицо Алекса стало более мягким, чем в детстве, и именно в этот момент прошлое захлестнуло Андреаса оглушающей волной. Он попытался расстегнуть пальто и обнаружил, что оно уже было расстегнуто. Он ослабил воротник белой рубашки.
