— в Восточной Европе. Я ее отметил. Хотя, конечно, под этой фамилией мог быть и кто-то другой.
Ну хватит. Слишком много информации для сотрудника, приехавшего в Нью-Йорк по другим делам и теперь беспокойно вертящегося на стуле. Андреас был удовлетворен. Утомленный деталями, он забудет большую часть разговора.
— Если я возьму, — Моррисон кивком указал на бумажку, — это меня ни к чему не обяжет. Я могу поискать и решить ничего не предпринимать. Может, я тебе ничего не сообщу.
— Я понимаю.
Моррисон вздохнул и достал из кармана бумажник. Вытащив из него двадцатку, он запихнул на ее место бумажку.
— Если только за этим парнем специально не следят, очень маловероятно, что удастся его найти. И не звони мне насчет этого дела. Я сам позвоню в отель, если будет о чем рассказать.
— Ты никогда не разрешал мне расплачиваться.
— Мы у меня в стране. Можешь угостить меня ужином в Афинах.
— Ты всегда так говоришь, но никогда не приезжаешь.
— Скоро приеду.
5
Фотис сидел на своей обычной скамейке, отвернувшись от солнца. На нем был серый плащ и шляпа. Седые усы казались серебристыми, на выдающихся скулах проступили яркие розовые пятна. Он растерянно уставился в пространство, кидая налетевшим голубям кусочки сухого кренделя. Мэтью всегда воспринимал Фотиса как сильного и могущественного человека и сейчас внезапно удивился, увидев перед собой слабого старика. А чему удивляться? Он ведь приближался к девяноста. И все-таки здесь было что-то другое, не только возраст. В нем происходили какие-то глубокие изменения, и от одной еженедельной встречи к другой они становились все более заметными. Фотис был болен. Старый фокусник, или интриган, как всегда называл его Алекс, никогда бы не признался, что с ним что-то не так, но его болезнь добавляла оттенок срочности, немедленности всем его последним начинаниям. Мэтью сел.
— Kalimera? Theio.
Фотис медленно повернулся и улыбнулся ему:
— Действительно, утро хорошее. Я чувствую солнце. Похоже, еще одну зиму пережили.
— Зима закончилась уже несколько недель назад.
— В этом никогда нельзя быть уверенным. Март — самый худший месяц. Сначала он дразнит тебя теплом и цветочками, а потом засыпает снегом. Апрель — совсем другое дело. Я думаю, теперь зима уже позади. Как отец?
— Лучше. Может, его выпишут.
— Превосходно. А как прошла его встреча с твоим дедушкой?
— Неплохо. Немного напряженно. В какой-то момент они отослали меня из палаты, так что я не знаю, что там было дальше, но когда я вернулся, они разговаривали.
Фотис покачал головой:
— Бедняга.
— А как ты?
— Как всегда, как всегда. — Он похлопал крестника по коленке. — Это моя тайна. Давай-ка пройдемся.
Они пошли на север, солнце светило им в спину. По широкой аллее, пролегавшей через зоопарк, носились дети, и Мэтью заботливо придерживал крестного под локоть. Фотис добродушно улыбался, глядя на резвящихся детишек, по-стариковски наслаждаясь их кипящим детством. Они понаблюдали за чайками на каменном острове и за белым медведем, лениво плескавшимся в своем бассейне.
— Сделка с домом уже завершена? — спросил Мэтью. Фотис рассказывал ему, что собирается купить недвижимость в Армонке, и Мэтью с Робин, которая была родом из этих мест, съездили туда и нашли этот дом. Всего лишь несколько недель назад, за несколько дней до того, как она прекратила их отношения.
— Дом? — Фотис, похоже, удивился. — Я разве тебе о нем рассказывал? Нет, в конце концов я решил его не покупать. Зачем потакать своим капризам?
Это было любопытно. В тот раз, когда они обсуждали это, его крестный очень радовался предстоящей покупке, и у Мэтью сложилось впечатление, что сделка уже близка к завершению. Ну что ж, у старика еще одна маленькая тайна. Мэтью решил, что ему первому следует заговорить о том, что волновало обоих.
— Вчера видел икону Кесслера.
— Расскажи.
— Она великолепна. Конечно, пострадала от времени, но в ней ощущается какая-то сила. Она берет за душу.
— Ты хочешь сказать, что она имеет скорее духовную ценность, чем художественную?
— Нет, не совсем. Я не понял: ценность для кого?
— Вопрос в точку. — Старик помедлил перед длинным крутым подъемом. — Ты бы рекомендовал своему начальству приобрести эту работу?
— Сначала ее посмотрит руководство отдела, а может, и сам директор. Решение будет приниматься на более высоком уровне.
— Ты хочешь сказать, что твое мнение ничего не значит?
— Я специалист по Византии, я уверен, они учтут и мое мнение. Нам следует ее купить уже только из-за ее возраста. И конечно, это величайшая художественная ценность. Она могла бы стать украшением любой новой галереи.
— Безусловно.
— Но существует много других факторов. Музей не может купить все, что ему следовало бы купить.
— Но ты бы хотел, чтобы они ее приобрели?
— Исходя из своих собственных интересов я бы хотел иметь ее где-нибудь поближе, чтобы изучать ее, когда захочу. У нас не так много икон и уж точно нет ничего подобного этой.
— Думаю, что ничего подобного этой вообще не существует. Но где ее разместят? На стене, для всеобщего обозрения, или в запасниках, в помещении с соответствующим температурным режимом, доступном только для специалистов?
— Да, это вопрос.
— Я подозревал что-то в этом роде. Ты очень добросовестный человек. А теперь, — взяв Мэтью под руку, он снова зашагал, — расскажи мне о самой иконе.
И пока они шли по склону, расцвеченному желтыми и белыми нарциссами, через маленький садик с фруктовыми деревьями, набухшими едва раскрывшимися почками, Мэтью рассказывал про икону. Он пытался использовать строгие искусствоведческие термины и все-таки опасался, что его личные впечатления от увиденного прорвутся наружу. О ней невозможно было говорить как об объекте искусства, академическим тоном, профессионально выдерживая дистанцию между собой и анализируемой работой. И он сам еще не разобрался почему. Старик спокойно слушал, на его лице не отражалось никаких эмоций. Они остановились на перекрестке Семьдесят второй улицы.
— Великолепно. Мне бы очень хотелось еще раз увидеть ее.
— Уверен, что это можно организовать.
Фотис взглянул на него увлажнившимися глазами — впрочем, это можно было отнести на счет ветра.
— Я знал, что именно ты должен был осмотреть икону.
— Спасибо, что замолвил за меня словечко их адвокату. Удачное совпадение — ваше знакомство.
— Мы состоим в одном клубе. И не стоит благодарить меня. Музей послал бы тебя в любом
