случае.
— Может быть, наследники и не обратились бы в музей, если бы ты им не намекнул. Что бы ни случилось теперь — я ее видел, и этого уже достаточно.
— Мне сказали, что ты произвел очень благоприятное впечатление на мисс Кесслер.
— Это тебе адвокат сказал?
— А почему это должно оставаться тайной? Вполне возможно, что она попросит тебя прийти и еще раз произвести оценку. Для нее самой.
Мэтью поежился.
— Это было бы не совсем этично — музей ведь еще не принял решения.
Они перешли дорогу и пошли по аллее, круто спускавшейся к пруду.
— Если не ошибаюсь, вовсе не музей, а она решает судьбу иконы.
— Конечно.
— И в этом ей понадобится помощь. А тебе она уже доверяет.
— Это неудобно.
— Ты боишься, что тебе придется идти против совести. Но можно взглянуть на вещи по-другому. Может быть, мисс Кесслер надо подсказать, что делать.
— Не уверен, что понимаю тебя.
— Пока не понимаешь.
В молчании они дошли до конца аллеи. Фотис сильнее сжал его руку, и Мэтью вдруг заметил, что лицо крестного искажено болью — острой физической болью: челюсти сжаты, глаза закрыты. Он покачивался, стараясь глубоко и равномерно дышать.
— Theio? С тобой все в порядке?
Спустя несколько мгновений лицо Фотиса снова стало спокойным.
— Сегодня чудесный воздух, правда?
— Может, ты хочешь присесть?
— Разве что на несколько минут.
Они переместились на скамейку недалеко от воды. Рядом у телескопов толпились люди, наблюдающие за ястребами. Фотис тяжело сел. Несмотря на свое беспокойство, Мэтью не стал его больше ни о чем спрашивать. Уже не в первый раз Мэтью замечал эти симптомы, но от расспросов старик лишь еще больше замкнется. Это была только его боль, и он охранял ее так же ревностно, как и другие свои секреты. В темном зеркале пруда отражалось кирпичное здание лодочной станции. За прудом — высокие деревья, подернутые дымкой молодой листвы, закрывавшие улицу позади них. Над ними в желто-белом свете купались небоскребы Пятой авеню.
— Принести тебе что-нибудь? — спросил Мэтью.
— Судьба — странная вещь. Нам кажется, что мы распоряжаемся собственной жизнью, но происходят некоторые события, еще раз и еще, и подталкивают нас в определенном направлении. Ты не находишь, что это именно так? Мы можем оказать сопротивление, пытаясь противостоять им. А можем идти в заданном направлении, делая вид, что сами этого хотим. А еще мы можем определить, чего ждет от нас судьба, и помочь этому случиться.
— Я не верю в судьбу.
— Потому что ты молод. В твоем возрасте верят в свои силы. Хотя в иные времена, помнится, молодые прислушивались к советам старших. Считалось, что старики обладают мудростью, обретенной с годами. Но с тех пор все изменилось.
Мэтью понял намек и не стал развивать эту тему.
— Сегодня ты сообщил мне некоторые интересные факты, — продолжал Фотис. — Возможно, твое подсознание уже работает над дилеммой, которая еще не дошла до сознания, потому что тебе не было предложено выбора. Итак. Несколько дней назад ко мне обратился один весьма высокопоставленный чиновник — представитель греческой церкви. Речь идет об иконе. Они намерены приобрести ее и хотят, чтобы я им в этом помог.
Беспокойство пробежало по лицу Мэтью. Он подался вперед, не веря словам Фотиса и одновременно удивляясь тому странному ощущению, что он ожидал чего-то в этом роде.
— А почему церковь обратилась именно к тебе? Откуда они вообще знают про икону?
— У церкви много возможностей, а у меня много друзей в церкви. Они придают очень большое значение возвращению украденных предметов искусства, особенно имеющих религиозную ценность. Для них не был секретом тот факт, что Кесслер владел иконой.
— Но ты только предполагаешь, что она была украдена.
— Нет, — вырвалось у старика, но потом он, похоже, взял себя в руки. — Ты наверняка видел документы, находящиеся в распоряжении адвоката. Что там говорится о происхождении иконы?
— Это более или менее совпадает с историей работы, которую мы с тобой обсуждали.
— Пресвятая Богородица Катарини.
— Это название не используется, но совпадение очевидно. Создана до периода иконоборчества, первоисточник неизвестен. Последние несколько веков — в церкви в Эпиросе.
— А как она попала в руки Кесслера?
— Согласно его объяснению, он купил ее у своего друга, швейцарского бизнесмена.
— Значит, этот бизнесмен — вор. Или тот, кто владел иконой до него. Какая разница? На каком-то отрезке времени она была украдена. Разве есть грек, который бы расстался с ней добровольно?
— Может быть, тот, кто после войны нуждался в деньгах.
— Я же объясняю, она была украдена во время войны. Ее забрали с собой немцы при отступлении.
Ну наконец-то, вот оно. Уже несколько недель его крестный делал какие-то непонятные намеки.
— Откуда ты знаешь?
Фотис вздохнул, вытянул руки, разглаживая незаметную складку на серых клетчатых брюках.
— Ну… Я же говорил тебе, что видел ее раньше.
— Да. Именно поэтому мы и начали вообще ее обсуждать.
— Я тебе не все сказал. Я видел ее во время войны, в церкви, в деревне, где жил твой дед. Он-то и помог мне ее увидеть. Я никогда этого не забуду. У меня было меньше часа, чтобы полюбоваться ею, и все- таки меня покорила ее красота, сила, исходящая от нее. Ты знаешь, я был в партизанах. Я отвечал за организацию Сопротивления в тех краях. Я послал туда человека, чтобы он забрал икону из церкви. До того как немцы ее украдут — или просто спалят церковь, не разбирая, что в ней есть. Они ведь сожгли столько деревень и церквей.
Старик замолчал, поглощенный видением пылающих домов. Мэтью наблюдал за ним, а тот смотрел на птиц. Мэтью чувствовал, что эта история для него не кончится добром, и не только потому, что музей не захочет покупать краденую работу. Информация, которую ему хотелось заполучить, будет стоить ему его авторитета. Каждое слово все глубже затягивало его в то, что замыслил крестный. Что бы это ни было, он не мог сопротивляться. Ведь старики так редко выдают свои секреты.
— Так что случилось?
— Да, что случилось… Я до сих пор точно не знаю. Я послал туда своего лучшего человека. Мы звали его То Fithee. У нас у всех были клички, чтобы немцы не смогли вычислить членов семей. Наверное, тебе это кажется глупым.
— То Fithee. Змея.
— Его звали Змей, потому что ему легко удавалось проскользнуть куда угодно. Ну, были еще и другие причины. Он имел собственное представление о том, что и как делать, но я доверял ему.
— И он не выполнил твое задание?
— Нет, напротив, выполнил. И даже слишком хорошо. Он понимал — гораздо лучше, чем я, — насколько ценна икона, и решил заполучить ее любой ценой. — Фотис облизнул пересохшие губы. — Он убил священника.
Мэтью откинулся на спинку скамейки. Все было хуже, чем он предполагал.
— Зачем?
— Я говорю слишком быстро. Я не знаю наверняка, сделал ли это именно он. Каким-то образом в эту
