читая сомнения на его лице.
— Да. — Похоже, он сразу понял, что за этим крылось. Черт с ним, с лечением, ему сейчас нужна была семья, дом. Забота, надежда. Вера. — Так будет лучше. — Он улыбнулся ей, как будто в этом была ее заслуга. — А там посмотрим, что будет дальше.
Она не предпринимала никаких действий, и он направился через холл к кухне, мысленно уже видя лестницу, ведущую вниз, маленькую комнатку и ту, другую женщину, третью часть треугольника. Но Ана взяла его за руку и потянула в другую сторону, к лестнице, ведущей наверх.
— Нет, сегодня никакой иконы. Только ты и я.
Он послушно шел за ней по лестнице, ноги сами несли его, хотя мышцы онемели, а сердце бешено билось. Непонятный страх вновь овладел им. Он хотел находиться здесь, наверху, с ней. И он хотел находиться там, внизу, с ней. Нет, она не могла сказать это серьезно. Одна только мысль о том, что он не увидит ее, разозлила его, и ему тут же стало стыдно этой злости. Он пытался держать под контролем свои эмоции, пока Ана медленно, не торопясь, раздевалась. Бесполезно. Она все заметила — он это понял.
— Я хочу, чтобы мы были вдвоем, Мэтью. Я хочу, чтобы было что-то, принадлежащее только нам двоим.
Сняв с него рубашку, она прижалась к нему грудью и животом. Ее прохладная плоть требовала ласки. Его тело напряглось ответным желанием, забыв о взбаламученном, мечущемся разуме. В памяти всплыли слова Фотиса. Кто знает, что на самом деле у нее на уме? Да какая разница? Ее язык встретился с его языком, он вспомнил проведенную вместе ночь. Ему хотелось этого еще и еще, хотелось потеряться, раствориться в ней. И в его мыслях Богородица отступила — но не исчезла.
9
Священник сидел на низком стуле в углу, но казалось, что он заполнял собой всю комнату. За несколько минут предварительной беседы, пока все рассаживались, Мэтью узнал, что отец Томас по происхождению грек, но был посвящен в духовный сан в Америке и служил у епископа Макариоса в Нью- Джерси. Он прибыл один, без помощника. Ему было пятьдесят с небольшим, у него были седеющие виски, вьющиеся черные волосы, вызывающее доверие лицо и глаза, излучающие доброту. Особо не распространяясь о целях своего визита, он достал документы от Священного синода в Афинах, и эти документы, похоже, удовлетворили адвоката Аны, Уоллеса.
В единственном ярко освещенном углу кабинета на алюминиевом мольберте стояла Богородица, пристально глядя на них. Мэтью любовался ею задолго до прихода священника, пока Ана совещалась с адвокатом, но теперь он отвернулся от нее и попытался сосредоточиться. Томас осмотрел икону сразу, как только появился, и теперь не обращал на нее внимания. Казалось, его больше привлекали массивные дубовые книжные шкафы. Его взгляд безостановочно скользил с полки на полку.
— Я вижу, ваш дедушка коллекционировал не только живопись.
— Да, — ответила Ана. — Он гордился своей библиотекой. Наверное, даже еще больше, чем коллекцией живописи. Мне кажется, книги были ему ближе.
— Конечно, — согласился священник. — Книга подразумевает более интимное общение: ее можно подержать в руках, полистать. Книга — это друг. Картина просто висит на стене, холодно, отчужденно. — Он опять взглянул вверх. — На этих полках я вижу кое-кого из своих друзей: Достоевский, Флобер, Казанцакис. И еще некоторые редкие экземпляры. Может быть, сначала поговорим об искусстве, а потом о книгах?
— Давайте закончим с одним, а потом уже подумаем о другом, — вмешался Уоллес, человек лет семидесяти, седой, со слезящимися глазами, низким голосом и отрывистым, сухим кашлем заядлого курильщика, судя по его прыгающим пальцам, недавно бросившего курить. Ничто в его неуклюжей позе, бегающем взгляде и притворно дружеской манере себя держать не возбуждало, на взгляд Мэтью, никакого доверия, но Ана, похоже, вполне полагалась на него.
— Безусловно, — ответил отец Томас.
— Итак, — Уоллес бесцельно перебирал документы, — насколько я понимаю, вы удовлетворены иконой.
— Если вы говорите о ее художественной ценности, то я вряд ли могу выступать в роли судьи, и все- таки я бы сказал, что я доволен. Конечно, она сильно пострадала.
— За последние несколько веков, — вставил Мэтью, — не за последние шестьдесят лет.
— В любом случае, — продолжал священник, — хотя такие повреждения могли бы оттолкнуть коллекционера, для меня они лишь свидетельство возраста. Кроме того, они усиливают ощущение тайны.
Адвокат прокашлялся, казалось, ему хочется сплюнуть.
— И вы считаете, что это действительно та икона, которую вы искали?
— Пресвятая Богородица Катарини. Опять же, я не специалист по истории искусств, но она во всех деталях совпадает с имеющимся у нас описанием. Некоторые мои братья в Греции видели икону своими глазами, поэтому они смогут идентифицировать данный образ. А что говорит ваш эксперт?
Все трое обратили взоры на Мэтью. Хотя он и воздержался от того, чтобы подтолкнуть Ану к этому решению, но с того момента, как она его приняла, стал агрессивно его защищать, опасаясь, что адвокат может передумать. Он даже специально попросил разрешения присутствовать на этих переговорах. Поэтому ему и в голову не приходило, что ему могут задавать вопросы.
— Ну что ж, в ней наличествуют все известные мне приметы иконы Катарини. Конечно, я не испытывал ее возможности творить чудеса. — При этих словах засмеялся только священник. — Я с уверенностью могу сказать, во-первых, что она относится к доиконоборческому периоду, что уже само по себе делает ее исключительно редкой, и, во-вторых, что эта работа имеет значительную художественную ценность.
— По вашему мнению, — съязвил Томас.
— И в соответствии со стандартами религиозного искусства того времени.
— Вы грек?
Это был безобидный вопрос, но Мэтью заколебался, прежде чем ответил на него:
— Да.
— Тогда ваше мнение для меня важно вдвойне.
— Итак, мы пришли к согласию по этим пунктам, — подытожил адвокат.
— Безусловно, мистер Уоллес, — вздохнул отец Томас с улыбкой долготерпения. — Теперь можно перейти к финансовой части, что, как я вижу, вам не терпится сделать.
— Несколько дней назад мы обсудили стоимость.
Отпив воды и пристально взглянув на вожделенный образ, священник выдержал драматическую паузу.
— Ну, это вряд ли можно назвать обсуждением. Вы просто назвали цифру. Очень высокую.
— Мы так не думаем.
— Возможно, по вашим стандартам полтора миллиона долларов — это скромная цена. Церковь Греции — это маленькая церковь маленькой страны, и, насколько я понимаю, это должно было быть принято во внимание. Мы никогда не слышали, чтобы икону продавали за такие деньги.
— Я сомневаюсь, что столь редкая икона когда-либо вообще выставлялась на продажу.
— Справедливо. И все-таки несколько лет назад одна икона значительной исторической ценности была продана менее чем за треть от той цены, которую вы назвали. Это наивысшая цена из всех известных нам. Прискорбно, конечно, но образа, которым мы поклоняемся, в глазах любителей искусства не стоят в том же ряду, что и шедевры светской живописи.
— Вынуждены вам сообщить, отец, что такая цена указана в полученном нами предложении от частного коллекционера. — Уоллес явно наслаждался молчанием, воцарившимся после произведенного им взрыва маленькой бомбы. Мэтью был потрясен не меньше священника, пытаясь решить, могло ли это быть правдой. — Прошу понять, — продолжал адвокат, — пока что мы не вступили в переговоры по этому поводу. В наши намерения не входит передача иконы в частные руки. Но подобное предложение нельзя не
