— Потом расскажу, — ответил Элиас. Эту игру вполне можно вести вдвоем. Кроме того, не мог же он сказать, что совсем ничего не знает о том, что произошло в церкви. — Ты уверен, что икона у этого?
— У тебя есть другие соображения?
— Странно, что ему удалось ускользнуть незамеченным. А икона? Может, она просто сгорела?
— Не думаю. Мне кажется, этот подонок, уходя, поджег все, чтобы скрыть следы.
— Ты же сказал, что он вышел во время пожара.
— Он поджег фасад, чтобы отпугнуть Мюллера, а сам улизнул через другой выход.
— А откуда он знал, что должен появиться Мюллер?
На лице у Фотиса появилось странное выражение: недоверие, граничащее с отвращением.
— Конечно же, через сына. Твоего верного пса Косту.
Ну разумеется. Тайный план разрабатывался давно. Все это время отец с сыном были на связи. Коста присутствовал и когда Элиас излагал Мюллеру свой план, и когда он через Стефано передавал послание Микалису, чтобы выманить того из церкви и задержать в безопасном месте, пока Мюллер будет забирать икону. Коста, человек, которому он доверял больше всех… Змей понял, что творится в душе Элиаса.
— Тебя обманули, мой друг. Парень шпионил в твоем лагере по просьбе старика.
— Ты знал об этом?
— Я понял это сегодня вечером. И ты тоже, не отпирайся.
Крик, раздавшийся у стола, заставил их вздрогнуть.
— Да будь оно все проклято! — кричал Стаматис, разрывая бумагу. — Будьте вы оба прокляты, но я не сделаю этого. Я не стану признаваться в том, чего не делал. — Он разорвал бумагу в клочки.
Фотис рванулся к столу, продавец швырнул обрывки ему в лицо, затем бросился к ножу. Драгумис попытался схватить нож и чуть-чуть не достал до лезвия рукой, но ему удалось схватить старика за запястье, прежде чем лезвие вонзилось ему в горло. Стол наклонился, пляшущее пламя свечи отбрасывало причудливые тени, пока эти двое дрались.
Элиас схватился было за пистолет, но решил, что выстрелы могут услышать. Тогда он взял веревку и, затянув ее на шее торговца, заставил того сесть на стул.
— Брось нож.
Нож со стуком упал на стол, и Фотис быстро подхватил его. Его глаза сузились от ярости.
— Достаточно. Привяжи его, одну руку оставь свободной. Сейчас мы получим ответы.
Капитан был свидетелем подобных сцен и раньше. Коммунисты, предатели — однажды даже немецкий капрал — привязывались к стулу, и Фотис начинал работать ножом. У пытки были свои преимущества. Времени было мало, а толстяк был явно не из тех, кто будет долго сопротивляться. И все- таки Элиас колебался.
— Привяжи его, — настаивал Фотис. Его спокойствие бесследно исчезло, лицо налилось кровью.
Раздался громкий удар в дверь, потом еще два.
— Это Марко.
Они опять накрыли свечу, и в дверь проскользнул плотный парень. Он кивнул Элиасу, но тот не обратил на него никакого внимания. Марко имел обычай появляться, когда намечалась грязная работа. Он был сыном пекаря из дальней деревни и не входил в отряд Элиаса, подчиняясь напрямую Драгумису. Фотис ли поработал над его воспитанием, а может, Марко был таким от природы, но он ничем не брезговал, для него не существовало слишком беспощадных приказов. Вначале Элиас считал, что подобного исполнителя он обрел в Косте, но Марко был единственный в своем роде. Может быть, причина в недостатке ума? Все- таки Коста был умен, черт бы его подрал.
— Что там происходит?
— Они собирают людей на площади, — ответил Марко. — Начали со стариков, а теперь хватают всех подряд, даже женщин. Наверное, слишком мало мужчин осталось. Мне повезло, что меня не замели.
— Ты убил кого-нибудь из немцев в церкви? — спросил Фотис.
— Одного, — ответил Элиас.
— Значит, на рассвете они расстреляют сорок человек. И еще повезет, если не сожгут всю деревню.
— Сволочи, — сказал Марко.
Хватка Элиаса ослабла, и Маврудас, освободившись от веревки, кулем повалился к ногам партизанского командира.
— Капитан, Христом заклинаю, спаси меня от этих зверей. Ты не такой, как они, ты хороший человек, тебя все уважают.
— Поднимайся.
— Нет, пожалуйста, я умоляю, будь милосерден, всё в твоих руках.
Лицо торговца было мокрым от слез, глаза казались безумными. Элиас чувствовал его неподдельный ужас, и все-таки что-то в этой сцене показалось ему наигранным. Стаматис схватил капитана за правую руку, сжал ее обеими руками, словно в молитве, и многозначительно посмотрел на него. Пытаясь высвободить руку, Элиас почувствовал в своей ладони клочок бумаги.
Расстановка сил в комнате незаметно изменилась. Старый вор сделал свой выбор; остальное зависело от Элиаса. Он почувствовал на себе взгляд Фотиса. Он знал, что у того был нюх на любые уловки.
— Отцепись от меня, свинья!
— Нет, послушайте, я не знаю, где сын, я не…
Он ударил торговца по лицу левой рукой, во время удара повернувшись так, чтобы его правая рука не была видна, и сунул бумажку в карман.
— Здесь нет твоих друзей, Маврудас, — негромко сказал Фотис, успокоившись. — Марко, посади его на стул и привяжи, одну руку оставь свободной. Ты какой рукой меньше дорожишь, Маврудас, левой или правой? Вот видишь, за тобой все еще остается право выбора.
Марко быстро выполнил указание. Стаматис выполнил главную задачу и теперь остался один на один с предстоящим кошмаром. Лицо его окаменело, взгляд устремился в стену, стоны становились глуше по мере того, как веревка все крепче притягивала его к стулу. Элиас не будет на это смотреть. Одно дело — убивать противника в бою, другое — постепенно вытягивать жизнь из человека, которого знал с детства. Конечно, действия торговца послужили причиной смерти Микалиса. Он должен умереть. Так пусть будет так, у Элиаса же есть и другие заботы. Он направился к двери, в это время Фотис уже приготовил нож.
— Куда ты идешь?
— Искать своих людей на северном холме.
— Да, хорошо. Если вам придется сниматься оттуда, идите в старый монастырь, но не в пещеру.
— Не учи ученого, — резко ответил Элиас.
— Конечно. Или оставайтесь на холме, я вас там найду.
— А если он заговорит, каков будет план?
Фотис неприятно улыбнулся:
— Он заговорит, это точно. Обсудим это, когда я вернусь. Пока, мой мальчик. — Последние слова были произнесены с нарочитой теплотой.
Когда Элиас выходил из дома в ночную темноту, стоны Стаматиса достигли наивысшей ноты, почти перейдя в крик. «Заткни ему рот!» — это были последние услышанные им слова.
События на площади продолжали развиваться. Везде были немецкие патрули, колотившие в двери в поисках кого-то или чего-то. Вероятно, Мюллеру придется долго искать: испуганные жители деревни чего только ему не наговорили, чтобы спасти себя. Элиас держался в тени, радуясь безлунной ночи. Передвигаясь от улицы к улице между домами, он остановился в месте изгиба узенькой улочки и нащупал в кармане жилетки спичечный коробок. В нем оставалось лишь несколько драгоценных спичек. Одной рукой вытаскивая записку из кармана, другой он достал спичку и чиркнул ею о холодный камень стены.
«Часовня Св. Григория. Пощади мальчика».
Больше в записке ничего не было. Он поднес догорающую спичку к клочку бумаги и смотрел, как та, ярко вспыхнув, обратилась в пепел. Часовня Святого Григория. Неплохой выбор. Ею редко пользовались, и
