— Неужели похоже, что я тебя боюсь? Например, когда я брала в рот твой член? — Услышав ее ответ, Кристоф блаженно потянулся, и Фиона рассмеялась, а затем снова стала серьезной. — Нет, как ни странно, я чувствую себя с тобой в безопасности. Ты опасен внутри, но рискнул жизнью ради меня и Шона. Ведь он не мог убить шестерых вампиров, я права?
— Пусть он так считает, Фиона. Шон должен стать рыцарем на белом коне, принимая во внимание, что ты бросилась в драку, чтобы спасти его. — Кристоф поднес ее руку к губам и страстно поцеловал в ладонь. — Он ведь не давал клятву, что делает его храбрость тем более впечатляющей.
— Не скажешь ли ты мне, какие они? Слова клятвы? Я бы хотела их услышать, если только это не слишком личное.
— Она на древнем языке. Если тебе не по вкусу мои романтические поползновения, то и клятва вряд ли понравится.
— Пожалуйста? Но только если хочешь. — Она не могла объяснить даже самой себе, почему хотела услышать его клятву. Она только знала, что ей это было необходимо. Понимала, что, если этот человек был способен поклясться в чем-то одном и выполнить возложенные на него обязательства, то на него можно положиться в другом плане. В личном.
Внезапно этот личный план стал важнее всего для Фионы.
Кристоф пожал плечами.
— Если уж тебе так хочется, вот клятва:
Мы будем ждать. Наблюдать. И защищать.
Служить первой защитой в битве против уничтожения человечества.
Тогда, и только тогда возродится Атлантида.
Как Воины Посейдона, отмеченные Трезубцем, мы несем службу, исполняя священную обязанность — охранять человечество.
Певучая энергия этих слов зазвенела, пульсируя в воздухе и в ее костях, под ее кожей, в крови и нервных окончаниях.
— Красивая клятва, — прошептала Фиона. Даже она, со слабыми волшебными способностями, чувствовала магию в его словах. — Но тебе не нравится.
— Мне наплевать на слова, меня заботит лишь их смысл. Почему я должен заботиться о безопасности человечества? — Его лицо перекосило от настолько сильного гнева, что Фиона отпрянула. — Люди убили моих родителей.
Глава 22
Кристоф спрыгнул с постели и воспользовался волшебством, чтобы одеть штаны и рубашку. Затем он стал ходить взад и вперед по комнате, внезапно чувствуя себя как заключенное в клетке животное.
Как тот маленький мальчик в сундуке так много лет назад.
— Что случилось? — Фиона села, на кровати, притянула колени к груди, в классической защитной позе. Она, вероятно, теперь его опасалась.
Он заслужил этого. Наверное, можно выложить ей все здесь и сейчас. Разрешить ей увидеть, каким он был жалким. Как люди разрушили его детство.
— Говорил ли я тебе, что раньше мы выбирались на поверхность? Не только воины, а и обычные граждане. Например, ученые, которые хотели больше узнать о человечестве. Такие, как мои родители. Они могли путешествовать через портал и, не называя никому своего имени, бродить среди людей и даже жить на одном месте некоторое время. Изучая и обучаясь, они собирали антропологические данные о различных культурах, как человеческие антропологи, отправляющиеся в различные земли.
Она кивнула.
— Конечно. В сравнении с волшебниками Атлантиды, мы должны показаться довольно-таки нецивилизованными.
Он рассмеялся.
— Дело не только в магии. Волшебство не настолько важный критерий. У нас были технология, книги, сокровища, которых ты и вообразить себе не можешь. Именно поэтому люди попытались завоевать эти Семь островов больше одиннадцати тысяч лет назад. Вот тогда мы поняли, что должны убежать. Ну, произошел еще и катаклизм.
— Катаклизм?
— Рагнарок. Гибель Богов, — продолжал Кристоф. — Боги решили перевести свои мелкие дрязги на новый уровень, ведущий к мировому уничтожению, в то же самое время, люди напали на Атлантиду. Король и старейшины тогда решили, что нужно бежать с поля битвы прежде, чем нас уничтожат. Так что мы, так сказать, уплыли.
— Хорошо. Ладно. Дай я только осознаю все, — попросила Фиона, поднимаясь с кровати и надевая лазурный шелковый халат. — Ты отдаешь себе отчет, что Рагнарок — норвежская мифология. Атлантида — греческая мифология. Ты что-то запутался в своей истории.
Он развернулся и стал перед ней.
— Ты полагаешь, что богам есть дело до того, на какие пантеоны разделили их люди? Норвежский, греческий, римский, какая разница? Боги воюют с друг другом, трахают друг друга и того, кто под руку попадется, играют с человеческими жизнями, как будто вы все — пешки на гигантской шахматной доске. Нет, вы даже на роль пешек не тянете. Скорее напоминаете жучков под ногами. Мои предки не хотели, чтобы Атлантиду постигла та же судьба.
— Но… — Фиона покачала головой, скорее обращаясь к себе, а не к нему. — Нет. Теперь это уже неважно. Расскажи мне, как умерли твои родители.
Она подошла к нему, протягивая руки, но Кристоф, не захотел прикоснуться к ней. Не мог испытать ее прикосновение. Только не сейчас. Воин собирался рассказать, о чем прежде никогда и никому не говорил. Фиона была слишком чиста, слишком прекрасна. Слишком хороша, чтобы услышать его историю предательства, пыток и смерти.
О, они знали. Воины, спасшие его, конечно, знали кое о чем, а об остальном лишь догадывались. Но Кристоф не рассказывал об этом никому уже более трех столетий.
Девушка дотронулась до его руки и посмотрела на него голубыми глазами.
— Пожалуйста.
И он сдался.
— Моим родителям, по их мнению, улыбнулась удача. Они были социальными антропологами и с удовольствием изучали фермерские деревни в сельской Ирландии. Конечно, я не знал об этом тогда, а слышал об их исследованиях много позже. Мы жили на окраине маленького местечка, название которого я не помню, если вообще знал его. В доме с видом на море. Я провел там большую часть первых четырех лет своей жизни.
Воспоминания, которые он похоронил так давно, стали возвращаться: как играл в полях со своим отцом, человеком, который всегда уделял время неугомонному сыну. О матери, рассказывающей ему истории у камина. Он не помнил их лиц. Все случилось слишком давно. Сохранились лишь ощущения теплоты и безопасности.
Ощущение дома.
Кристоф чувствовал жжение в глазах и отвернулся от Фионы, стыдясь выражения своей слабости.
— Они возвращались в Атлантиду примерно раз в несколько недель, а то и в несколько месяцев. Я не знаю. Время течет, конечно, по-другому когда ты ребенок. Мы ждали, пока все в деревне засыпали, а затем мой отец или мать призывали портал.
Он горько рассмеялся и провел рукой по волосам.
— Портал всегда откликался на их зов. Возможно, даже он считает меня испорченным.
Фиона обняла его рукой за талию и прижалась щекой к его спине.
— Нет. Ты не такой. Во всяком случае ты не похож на того мужчину, которого я успела так хорошо
