на поклон.
Да и к кому, спрашивается, если не к ней?
Вон, два доктора ученых из города приезжали, хотели справиться с дьявольским безумием, поражающим сельчан одного за другим. И что вышло? Один из докторов, в очках, важный, долго рассказывал о глупости суеверий, а на следующий день безумие настигло и его самого. Второй доктор сбежал в тот же день, только его и видели.
А началось все весело… Выворотило грозой старый ясень, и Петька с Колькой божились, что видели то ли черную собаку, то ли волка, что выскочил из ямы под корнями. Все тогда смеялись над ними, а нынче стало не до смеха. Видят теперь эту собаку по окрестным деревням, и где она появляется, там то с одним человеком, то с другим неладное творится. Сперва эти несчастные сходят с ума, несут какой-то бред, потом цепенеют, как неживые, а затем… Затем происходит страшное. Уже с тремя произошло…
Сельский староста и трое уважаемых в селе стариков в сопровождении барского приказчика подошли к воротам усадьбы. Перекрестились. Страх и тревога читались на их лицах, да и приказчик был встревожен. Он, как и все в округе, относился к барыне с суеверным страхом, но теперь боялся другого – а ну как она не сможет помочь лиху…
Хозяйка поместья словно ожидала их прихода. Шурша пышным платьем, она стремительно вышла навстречу.
– Пришли мы о помощи просить тебя, барыня, – начал староста, и все четверо поклонились.
– Да понятно, что не на свадьбу приглашать, – сурово отмахнулась женщина. – Рассказывайте!
– Беда, беда случилась, барыня! – запричитал один из просителей. – Нежить какая-то объявилась, рыщет по деревням то псом, то волком, а то и человеком обернуться может!
– Человеком? – подняла черную бровь хозяйка.
– Да-да, человеком! – подхватил другой старик. – Разные личины цепляет, и мужиком, и бабой прикинется, даже за брата родного принять можно, не отличишь! А кто его встретит, тот уже, почитай, не жилец: сперва с ума сходит, веселится, глупости несет, потом сидит отрешенно, молчит… Так дня три не ест, не пьет – и помирает. А потом вообще жуть!
– Что потом?
– Помирают, хороним мы их. А ночью… Два дня назад к Семеновым брат с погоста пришел, которого неделю как похоронили! Ломился в двери, рычал, чтоб его впустили, что все равно он до них доберется. Что они, сердечные, пережили! И в прошлую ночь тоже приходил…
– А к Макаровым отец явился, – подал голос староста. – И три дня назад у нас двоих схоронили, доктора приезжего и Ивана Михеева. Ждем теперь, когда… придут.
Полянская небрежно отбросила назад черные локоны и прищурилась:
– И вы ничего не можете поделать? Эх вы! Забыли здесь древнюю науку. Ну да ладно. Можно попробовать помочь. Нужна дева…
– Девка, что ли? – переспросил приказчик.
В глазах барыни сверкнул гнев, и тот сразу съежился, не понимая, что он не так сказал.
– У меня на родине девушек не зовут девками. Их уважают, с ними считаются, и уж с такой бедой справились бы. Потому что в любом селении обязательно найдется анью, иначе просто не бывает. Должна быть и у вас.
– А это что такое, барыня?
– Это… У вас и слова такого нет. Это девушка, способная принять на себя удар и побороть нежить. Когда-то я была анью.
– Ох, барыня, ты сможешь одолеть эту погань?
– Нет, мне это уже не под силу, – и Полянская обратилась к приказчику: – Значит, так. Ты сейчас пойдешь с этими людьми в село и соберешь вместе всех девушек, сколько их есть. Уж я узнаю достойную.
Такого переполоха в селе не было давно. Вернувшийся из поместья староста объявил – барыня велит собраться вместе всем девушкам. Для чего – он толком не понял, но запомнил, что она собирается выбрать самую достойную. Народ терялся в догадках. Сами же девушки хоть и пугались, но, услышав о „выборе самой достойной“, бросались наряжаться и прихорашиваться. А приказчик добросовестно ходил по домам и проверял, чтобы все выходили.
Через два часа едва ли не все село собралось на большой площадке перед храмом. Девушки сбились стайкой, родные окружили их полукольцом и тревожно переговаривались. Отдельной группой стояли девицы из зажиточных семей, одетые в дорогие наряды и сверкая золотыми украшениями. Они надменно поглядывали на бедных односельчанок.
Как пришла Полянская, никто не заметил. Просто вдруг все разом узрели, как она медленно идет среди толпы. Все разговоры мигом смолкли, воцарилась тишина. Барыня вглядывалась в лицо каждой девушки, чуть заметно качала головой и шла дальше. Иногда она хмурилась, иногда недовольно кривилась или поджимала губы, порой на мгновенье задумывалась, но снова качала головой и продолжала свой путь. Дойдя до группы богато наряженных красоток, Полянская окинула их внимательным взором, досадливо скривилась и повернула обратно. Еще раз прошлась мимо смутившихся девчат.
– Это все? – спросила она.
Люди стали оглядываться друг на друга, никто ничего не отвечал.
– Это все? – на сей раз барыня обратилась к приказчику, вертевшемуся рядом.
– Ну… это… – замялся тот. – Почитай, все. Не выводить же сюда хромых да косых…
– Дур-рак! – рявкнула Полянская. – Я не жену тебе выбираю! Где они живут, показывай.
– Зачем же тебе девка, барыня? – спросила стоявшая рядом старушка.
– Затем, что только достойная девушка сможет справиться с волком, которого вы выпустили. И она должна среди вас быть.
Толпа ахнула.
– Да разве ж девкам такое под силу? – удивился какой-то парень. – Тут мужики здоровые нужны.
Барыня молча покачала головой и пошла за приказчиком. Толпа двинулась следом.
Побывав в нескольких избах, Полянская разозлилась. Что-то бормоча, она вышла на дорогу, остановилась и подняла голову, словно прислушиваясь. Простояв так минут пять, она встрепенулась и уверенно зашагала к окраине. У любопытных сельчан округлились глаза, когда они поняли, к какой избе направилась барыня.
Эта старая, полуразвалившаяся изба глядела на белый свет одним оконцем. Всего три дня назад из нее вынесли гроб с телом хозяина – Ивана Михеева. Много лет он тяжело болел, и все заботы лежали на плечах его жены Степаниды, которая вынуждена была батрачить от зари до зари. С ранних лет приходилось работать и Матреше, их единственной дочери. Но хотя мать и дочь выбивались из сил, бедность в доме была частой гостьей, если не сказать – хозяйкой. А смерть главы семьи и вовсе стала катастрофой – умер- то он не от болезни, а от того же дьявольского безумия…
Полянская на несколько мгновений остановилась у калитки, а потом уверенно пошла к избе. Едва она отдалилась, как в толпе заговорили все разом.
– Это что же, Матрешка-то самая достойная? – захохотала какая-то девица.
– Ага, лучшая из лучших! – подхватили ее смех несколько подружек.
– Оборванка! Замухрышка! Чучело огородное! – веселились девушки и парни.
– Батюшки, кто же тогда худшая из худших? – уперла руки в бока крупная дородная женщина.
– Да твоя Лушка! – живо дала ответ другая тетка, тощая и вертлявая. – Барыня на нее как глянула, так и скривилась!
– А на твоих вообще чуть не плюнула! – не осталась в долгу та.
– Ах ты!..
Всеобщее веселье быстро перетекло во всеобщий же скандал.
Полянская чуть усмехнулась, не оглядываясь, и потянула на себя ручку двери.
Возившаяся у печи девчонка обернулась, услышав шаги в сенях. Вошедшая барыня, не говоря ни слова, смотрела на нее с интересом. Низкорослая, худая, с заостренным некрасивым лицом, Матреша напоминала чахлое деревце, выросшее далеко от воды. Ей на вид никак нельзя было дать ее пятнадцати лет, а линялая косынка и вконец изношенный сарафан довершали безрадостную картину. Нетрудно было догадаться, что
