Эврар кивнул и собирался пройти мимо, но Олаф его остановил:
— Эврар, я хочу тебе слово молвить о … Горлунг.
— Какое слово хочешь ты мне молвить о княгине? — спросил без интереса рында, его мысли были заняты постоянным поиском способа вывести Горлунг из безразличного ко всему состояния.
— Важное, — ответил Олаф, — где можно поговорить спокойно?
— Где? — переспросил Эврар, и нехотя добавил, — пошли, отойдем подальше, там и слово свое мне молвишь, Олаф Ингельдсон.
Они довольно далеко отошли от дружинной избы, почти подошли к заборолу, пока не нашли уединенное место. Эврар присел на бревно и выжидающе смотрел на Олафа. Солнце взошло уже довольно высоко и освещало крепкую фигуру викинга и худощавую сутулую рынды. Они смотрели друг на друга, словно звенья одной цепи, один молодой, полный сил, другой — старый, уже почти немощный, лишь по памяти былой говорящий о своей доблести и силе. Два воина, один из которых был жестоким захватчиком многие лета назад, второй — постоянно либо готовящийся к набегу, либо находящийся в походе на чужие земли нынче. Они чувствовали между собой некоторую сродность, видели общие черты и почему-то на интуитивном уровне доверяли друг другу, хотя бы немного, поскольку истинный воин доверят полностью лишь себе и своему мечу.
— Молви слово свое, что хотел, — ворчливо напомнил Олафу Эврар.
— Я даже не знаю с чего мне начать, — как-то растерянно сказал сын Ингельда.
— С начала начни, — подсказал ему хмурый Эврар, — да, поспеши, не когда мне трепаться без дела, госпожа меня ждет.
— Твоя госпожа… Я…, - продолжил Олаф, — я… не знаю, как и сказать, но она … мила мне как никто другой. Не вижу я иных женщин, кроме неё. Словно зачаровала она меня. Не могу заставить себя не думать о ней. Проклинаю тот день, когда ступил на землю Торинграда, когда увидел её. Понимаешь меня?
Рында настороженно кивнул, ему не нравилось, когда заходила речь о Горлунг, для Эврара она была самым близким человеком, а их не обсуждают и не осуждают.
— Эврар, ты же любишь свою госпожу, ты же желаешь ей добра, — начал издали Олаф, — не место ей здесь, особенно теперь, когда князь Торин погиб, а славянскими восстаниями объят весь Гардар.
Рында опять кивнул, но молчал, Эврар ждал, когда Олаф наконец-то скажет то, что хотел. Тот же, не услышав возражений от своего собеседника, собравшись с духом, выпалил:
— Когда увидел её в этой тряпке, значащей, что она отныне мужняя жена, мне казалось, что земля ушла из под ног, словно боги решили меня наказать за что-то. Но она несчастлива с Карном. Он — мальчишка, не ценит её, не любит. Почему боги столь несправедливы ко мне? Я бы её холил, лелеял. А он…
— Не мне осуждать князя своего, — отвернувшись, прервал его Эврар.
— Ты не осуждай, уговори Горлунг уехать со мной, покинуть Торинград, тем более что славяне наступают. Не место ей здесь.
— Она не девка блудливая, чтоб от мужа бежать, а княгиня, — бросил сквозь зубы Эврар.
— Если бы она не была княгиней, я бы давно её просто выкрал, — сознался викинг.
— Неужели она так нужна тебе? — спросил с внезапным интересом рында княгини.
— Да. Нужна.
— Но ты не мил её сердцу, она не ждала тебя, — резонно сказал Эврар.
— Буду мил, мне просто нужна возможность показать Горлунг это. Она забудет со мной славяна. Я сделаю всё для этого. Особенно теперь, когда тот, кого она любила, погиб. Его забрали боги. Сама Фригг дает мне надежду.
Эврар ничего не сказал, лишь с интересом посмотрел на Олафа. Его удивило, что викинг был единственным, кто заметил склонность Горлунг к Яромиру.
— Он был не достоин её, — продолжил тот.
Рында опять промолчал, ему нечего было добавить к сказанному.
— Уговори её ухать со мной, лишь тебе это под силу. Ты — единственный к кому она может прислушаться, — высказал свою главную просьбу Олаф.
— Тут она княгиня, а кем будет в твоем доме? — спросил Эврар.
— Я возьму её в жены. Если она не захочет сразу стать моей, значит, будет жить у меня сестрой, пока не захочет стать женой, — твердо сказал викинг.
— А если она ни когда не захочет стать тебе женой, что тогда? Заставишь? — спросил рында.
— Значит, я приму свое поражение, она всегда мне будет сестрой, я не буду принуждать её, — ответил Олаф.
— Поклянись богами, что говоришь истинную правду, — потребовал Эврар.
— Клянусь Одином, Тором, Фригг, Бальдром [97], что не обижу Горлунг, призываю их в мои свидетели, — сказал Олаф, — ты поможешь мне, Эврар? Поговоришь с Горлунг?
— Говори с ней сам, как она решит, так и будет, она сама властительница своей судьбы, я же лишь её рында, — ответил он.
Олаф разочарованно смотрел на Эврар, он ожидал, что рында поможет ему. А тот тяжело поднялся с бревна и медленно пошел к своей госпоже, обдумывая слова викинга.
ГЛАВА 28
Эврар всё-таки помог Олафу, пусть и не так, как тот ожидал. Вечером того же дня после трапезы, Эврар подошел к нему и прошептал на ухо:
— Княгиня согласилась тебя принять. Только тихо, никто не должен об этом знать.
Олаф, оглянувшись, посмотрел на рынду княгини с такой надеждой, что Эврару даже стало не по себе.
— Я ничего не обещаю, решение примет она, — быстро остудил пыл викинга Эврар — приходи в полночь, буду ждать тебя рядом с покоем княгини.
В полночь Олаф незамеченным прошел до покоев новой княгини Торинграда, там его встретил Эврар.
— Олаф Ингельдсон, только не удивляйся, княгиня немного не в себе, — предупредил викинга Эврар.
— Не в себе? — переспросил Олаф — как это? Что с ней?
— Боюсь, у неё помутился рассудок с горя, — нехотя ответил рында.
— Понятно, — ответил викинг.
Он зашел в покой, а Эврар остался снаружи охранять, чтоб никто не побеспокоил его госпожу и Олафа Ингельдсона.
— Горлунг, — тихо сказал Олаф, — здравствуй, Горлунг.
В покое было темно, очаг догорал, и в его неверном свете княгиня сидела тихая, непривычно потерянная на лавке, словно и не видела вошедшего, держа в руках маленький славянский оберег на шнурке.
— Горлунг, — снова позвал Олаф.
Она теперь заметила его, посмотрела без интереса, пустым, ничего не выражающим взглядом, в котором не промелькнула даже искра жизни.
— Зачем пришел? — равнодушно спросила она.
— За тобой.
— За мной? — также равнодушно спросила Горлунг.
— Да, за тобой. Я хочу отплыть завтрева утром домой, в Норэйг. Поедешь со мной? Прошу.
— Нет, я никуда не поеду. Я уже однажды тебе говорила, — ровным голосом ответила она.
— Горлунг, славяне идут с юга. Восстаниями объят весь Гардар. Торинграду не выстоять, особенно с таким правителем, как Карн. Я не могу оставить тебя здесь, оставить на верную погибель, — высказал свой
