Окно выходит в белые деревья...

Я гляжу на товарища
с чистотой изначальной.
Для других — тарабарщина —
разговор двупечальный.

Дружбу мы не утратили,
хоть и было нетрудно.
Миллионы приятелей
означают — нет друга.

Зрелость зряшно не мечется.
Кто созрел, тот не алчет
мыслить слишком космически,
словно мальчик-глобальчик.

Что глобальничать суетно,
шумно, вроде Петрушки?
Как-то хочется сузиться
до огромности дружбы

не с абстрактною вечностью,
не с абстрактным земшаром,
не вообще с человечеством,
а с товарищем старым.

И среди всякой низости,
изощренно лукавой,
чувство истинной близости
несравнимо со славой.

з

В дружбе не надо пешек,
в дружбе не надо ферзей,
но танцевать, как от печек,
надо всегда от друзей.

И безо всяких «надо»,
просто, без ничего,
дружба — не чувство стада, —
чувство себя самого.

Люди сильны друг другом.
Да не обманет их
лезущий вверх по трупам
бывших друзей своих.

Люди сильны друг другом.
Чтобы с друзьями срастись,
не обязательно цугом,
холкою в холку плестись.

Люди сильны друг другом,
спаянностью несходств,
а не безличным хрюком, —
ибо они не скот.

Люди сильны друг другом,
так, словно Севером — Юг,
так, словно пахарь — плугом,
так, словно пахарем — плуг.

Люди сильны друг другом.
Что равнодушья мерзей?
Люди сильны испугом
вдруг потерять друзей.

В битвах и перед казнью
или на Млечном Пути
люди сильны боязнью
в чем-то друзей подвести.

В лица друзей каменья —
это по морде себе.
Люди сильны неуменьем
друга предать в беде.

Сколько утрат у России, —
водкою их не запить!
Люди сильны бессильем
мертвых друзей забыть.

Август 1972