Иван-дурак, Исак-дурак. Народов братство было люто. Шли по велению вождя то русский, то грузин в Малюты, грузин, как русских, не щадя. Власть соловецкая давила народ с помещичьим смешком, как лапотком лжерусофила, кавказско-римским сапожком. И прежде выбитый, внедрялся, как шагистический недуг, дух офицерства, генеральства, не русский дух, а прусский дух. Куда, пути не различая, ты понеслась по крови луж, Русь — птица-тройка «чрезвычайки», кренясь от груза мертвых душ? И несмотря на лавры в битвах, в своей стране ведя разбой, собою были мы разбиты, как Рим разгромлен был собой. И даже у ракет российских был в судных всполохах зарниц звук угрожающий раздрызга последних римских колесниц. Неужто русские, обрюзгнув, свое падение проспят, и в новом Риме — русско-прусском произойдет сплошной распад? Но есть еще в Россию вера, пока умеют русаки глазами чеха или венгра взглянуть на русские штыки. России внутренняя ценность не в реставрации церквей, а чтобы в нравственность, как в церковь, водили мы своих детей. Безнравственность — уже не русскость, но если нравственность жива, Россия выстоит, не рухнет, отринет римский путь Москва. А новый Рим — невозвратимо пускай развалится в грязи… Где на Руси паденье Рима, там — возрождение Руси. 18-24 июля 1974 Это стихотворение о неминуемом развале имперских структур было напечатано лишь через 17 лет…
Помимо той прекрасной дамы, играющей надменно гаммы на клавесинах во дворце, есть у любого трубадура от всех скрываемая дура, но с обожаньем на лице. Стыдится он ее немножко, но у нее такая ножка, что заменяет знатность, ум. Порою дура некрасива, но трогательно неспесива, когда приходишь наобум. Она юбчоночку снимает. Боль трубадура понимает, ему восторженно внимает, все делает, что он велит,
