вы — из роз. Никогда вам не сноситься, а рабочих — на износ. Снуют утки. Гни над ними спину! Тки, тки, тки, тки себе паутину! Как в империи во ситцевой хорошо ль тебе висится, самоубийца, на суку, — ситцу предпочел пеньку? Оскользнулся старый ткач на каком-то камешке. Аль виною спотыкач, что ты спотыкаешься? Ткач лежит, не ждет врача, кровь губами выпихнул. Спотыкач — вся жизнь ткача, а не просто выпивка. Сколотили гроб ткачу, сани взяли в складчину. Счастлив мертвый: «Хоть на кладбище господином я качу». Летом выбились, шепча, над могилой травы, а и на мертвого ткача начисляют штрафы. Грех не думать, а подумать страшно, Бог не приведи. Речка Уводь, речка Уводь, от печалей уведи! Ревут гудки, что-то, видно, зная. Тки, тки, тки, тки сам себе знамя! «Как у мово миленочка не с кралей городской — свидание с маевочкой над Талкою-рекой. Рабочий праздник празднуя, миленка провожу. Сниму косынку красную, к березе привяжу. Пока сыночек-сыночка на свет не урожден, побольше ты, косыночка, нам нарожай знамен!» Хочу я на маевку, маевку, маевку, за пазуху листовку запрятать, как птенца, завидевши винтовку, сдуть божию коровку с ладони заскорузлой — подальше от свинца. Хочу на речку Талку, на Талку, на Талку, пускай потом придется — зажатому вражьем, попасть в такую свалку, где смерть ведет считалку то пулей, то нагайкой, то шкворнем, то ножом. Я так хочу на стачку, на стачку, на стачку, в могучую раскачку рабочих плеч и спин, и там начать подначку:
