В другой раз меня спасли рыбаки. Немцы снова устроили облаву в деревне, и бежать можно было только на озеро. Я пробрался огородами к ближайшему берегу и спрятался в сетях. Рыбаки завернули меня в невод, бросили в лодку и поплыли как будто бы ловить рыбу. Немцы осмотрели лодку, но через густую сеть не заметили меня.
Деятельность Польской военной организации приобретала все больший размах. Многие из ее членов были арестованы, но на их место приходили новые. Мы собрали уже довольно много оружия. Ждали только приказа о всеобщем восстании против немцев. Но дело до этого не дошло.
Наступил ноябрь 1918 года. Мы без особого сопротивления разоружили немцев и очистили от них близлежащие деревни. Вскоре была провозглашена независимая Польша, которую ждали многие поколения. В это время я не очень еще разбирался в политических делах. Но я ждал установления народной власти, предоставления земли безземельным крестьянам, провозглашения гражданских свобод. Когда я спрашивал об этом своих руководителей, они заявляли, что все будет, но пока есть другие, более важные дела, что необходимо добиваться единства народа, поскольку враг не дремлет. Я верил и ждал.
Я знал, что в России коммунисты дали землю крестьянам и права трудящимся. Так говорилось в листовках, которые тайно распространялись среди солдат. Об этом рассказывали те, кто принимал участие в революции.
Я порвал с Польской военной организацией, пытался установить связь с другими нелегальными организациями, убеждал людей, веривших в демагогические лозунги, в то, что Пилсудский их обманет, что ни земли, ни народной власти, которые он обещает, им не видать. Люди слушали меня с недоверием. Только у батраков и поденщиков я находил поддержку.
В Барглуве жил один батрак, по имени Петр Правдзик. Мы подружились с ним. В Тайно-Подъезёрном так же, как я, были настроены Эдвард и Бронислав Филиповичи, в Дембове — Станислав Фелер, в Яминах — Антоний Висьневский. Они прятали меня у себя, когда мне приходилось скрываться, и глубоко верили коммунистам.
Так я попал в Коммунистическую рабочую партию Польши. Там нашел таких же, как и я, сельских пролетариев, обманутых богачами. Получив задание вести среди деревенской бедноты агитацию за аграрную реформу и создание крестьянских советов, я окунулся в водоворот нелегальной работы. Сознание того, что нахожусь на правильном пути, прибавляло мне силы.
Наконец закончилась война. О предоставлении земли крестьянам и установлении народной власти никто уже не заикался. Буржуазия крепко взяла власть в свои руки.
Я редко навещал мать, отца, молодую жену и дочурку. Полиция всюду разыскивала меня…
Шпик из Тайно-Подъезёрного прибыл в Вульку-Карвовскую до наступления рассвета. Участок был еще закрыт, полицейские спали. Он долго стучал, пока наконец дежурный не открыл дверь и не рявкнул со злостью:
— Чего надо?
Шпик о чем-то пошептался с ним, и не успел еще забрезжить рассвет, как он вернулся полевыми тропками в Тайно-Подъезёрне, радуясь, что никто не заметил его в Вульке-Карвовской. Теперь он метался по двору, ожидая последствий своего доноса.
До Тайно-Подъезёрного было близко, и поэтому полицейские решили идти пешком. Шли полями, развернувшись в цепь, чтобы окружить деревню и отрезать Куберскому пути к бегству.
В это утро Куберский сидел на кухне за столом и играл с маленькой Лидкой. Он так увлекся, что даже забыл, что его разыскивает полиция, и поэтому, когда глянул вдруг в окно и увидел фигуры полицейских, было уже поздно…
Они приближались к дому. Не было времени на раздумья. Куберский схватил висевшую на стене юбку матери и надел ее. Потом натянул ее кофту и повязал платок. Возле печки стояло ведро. Он взял его, не спеша вышел во двор и направился к сараю, где у него была спрятана винтовка. Полицейские прошли всего в нескольких шагах от него, но не узнали. Он еле сдерживал себя, чтобы не побежать. Вдруг двое полицейских двинулись следом за ним. Он ускорил шаг.
— Эй, мамаша, подождите! — услышал он за спиной чей-то окрик и топот бегущих ног.
Куберский бросил ведро, подбежал к лестнице и проворно, словно рысь, вскарабкался по ней наверх. Сорвал с себя женскую одежду и достал винтовку. В это время раздались первые выстрелы, и он услышал команду:
— Взять его, скорее!
Он понял, что положение безвыходное.
— Куберский, сдавайся! — донеслись до него снизу крики, и несколько пуль снова ударило в крышу.
— У меня оружие! И я использую его для своей защиты. Отойдите от сарая! — крикнул он и переменил позицию.
Полицейские советовались, что делать дальше. Воспользовавшись этим, Куберский осторожно через щель в крыше выглянул наружу. Кольцо облавы вокруг сарая было довольно плотным. И вдруг ему в голову пришла мысль. Он уже было принял решение, но снова грянули выстрелы, послышался шорох на лестнице.
Вначале он увидел руку с пистолетом, а затем из-за соломы показалась фуражка. Он прицелился, раздался выстрел, и голова полицейского исчезла.
В ту же минуту Куберский прыгнул вниз, вскочил на ноги и бросился бежать. Прежде чем полицейские сообразили, что произошло, и раздались крики: «Держи его! Стреляй!», Куберский мчался уже полем в сторону озера.
Он добежал до берега и исчез в камышах. Под ногами почувствовал вязкую топь. Спрятал оружие и начал углубляться в заросли. Он чувствовал, как его тело постепенно погружалось в болото — вначале по пояс, затем по грудь и, наконец, по шею. Остановился, понимая, что, если пойдет дальше, трясина может его засосать. Он прикрылся водорослями. Теперь он знал, что его не найдут. Постепенно напряженные нервы успокоились. Ругал себя за то, что его застали врасплох, что пришлось ввязаться в перестрелку…
Тем временем полиция начала прочесывать камыши. В течение нескольких часов он слышал возбужденные голоса полицейских, скрип весел, шелест раздвигаемых баграми камышей, лай собак на берегу. Однако поиски оказались безрезультатными.
Когда наступила ночь, начальник полиции снял расставленные посты и покинул берег. Только после этого Куберский, едва не теряя сознание от холода, вылез из камышей, отыскал оружие и направился в сторону Ожехувки. Там он немного согрелся, очистил одежду от грязи и рассказал товарищам, что произошло.
В ту же ночь он перебрался в свое укрытие на Красное болото…
Куберский на минуту умолк. В землянке воцарилась тишина. Леон, Василий и Яшка не хотели нарушать ее, зная, что Кубер должен собраться с мыслями. Тот снова закурил и спустя некоторое время продолжил свой рассказ:
— Облава продолжалась несколько дней. Я знал, что во всех близлежащих деревнях, на перекрестках дорог, на полевых тропинках и возле дома моих родителей организованы засады.
В Тайно-Подъезёрном и окрестных деревнях появились какие-то подозрительные типы, переодетые в нищих или бродячих мастеров. Повсюду были развешены объявления о моем розыске, и за мою голову была назначена значительная сумма. Даже ксендз Дмоховский из Барглува клеймил меня с амвона и обещал отпустить грехи любому, кто поможет меня поймать. А я по-прежнему скрывался на Красном болоте и знал, что здесь меня никто не найдет.
Примерно через месяц после этого случая я направился в Граево. Я хотел встретиться с товарищами из партийной ячейки. Они знали о моем положении. Секретарь ячейки располагал информацией о том, что меня разыскивает не только полиция из Граево, но что моим делом занялись уже «Дефа» [5] и «Двойка» [6]. Чтобы меня поймать, в этот район были направлены даже специалисты из Варшавы. Мои товарищи запретили мне поддерживать с кем-либо контакты. Не давали мне и партийных поручений. Это делалось умышленно, чтобы в случае ареста я знал
