ставил в приёмники типа 'ВЭФ', 'Спидола' дополнительные платы, чтоб ловить волны 13 и 16 метров. Это — зарубежные станции, сплошная музыка, 'Би-Би-Си', 'Голос Америки', — и в этих диапазонах не работали наши глушилки. В те годы транзисторы были в большой моде. Я просёк этот момент. Всю неделю готовил платы, паял. А в воскресенье пройдёшь по сестрорецкому пляжу — за час в кармане стольник… На пляже в хорошую погоду приёмников — море. Я это место называл 'еврейское лежбище', а сам город — Жидорецком. Ну, понятно почему'.
К рассказу Дмитрия Михайловича мы можем добавить только одно пояснение: Сестрорецк находится на побережье Финского залива, в Курортном районе, считавшемся всегда фешенебельным. И, естественно, что состоятельные ленинградцы, среди которых было немало евреев, предпочитали снимать дачи именно здесь. Рудольфа Фукса тоже нельзя было назвать малоимущим. В Сестрорецке он бывал часто, и вот так однажды и познакомился с Калятиным, во время одной из 'торговых операций'. Кстати, Фукс тоже называл несчастный город Сестрорецк 'народным' именем, но совсем другим: 'С Димой я познакомился на пляже в Сестроблядске. Он там приторговывал радиодеталями, а попутно интересовался записями. Зашёл разговор о Северном. У него были записи, но довольно плохого качества. Ну, я ему рассказал немного, что я сам Северного записывал. А потом думаю: он работяга, и Маклаков работяга, сведу-ка я их. И свёл. Так Калятин с Серёгой и познакомились…'
Познакомились и сразу же нашли общий язык на почве любви к музыке, а также, чего греха таить, и к весёлому застолью. Потому вот при подготовке к первой записи Аркадия с 'Братьями Жемчужными' Маклаков сразу вспоминает о Диме и звонит ему: 'Будем записывать 2-й концерт 'Братьев Жемчужных. Хочешь участвовать — вноси 'капусту'. В общем, по словам Калятина: 'Взнос был 50 рублей. Они не определились с местом, и я предложил свою квартиру: мои домашние уезжали на майские праздники на дачу'.
А трёхкомнатная квартира Калятина, надо сказать, прекрасно годилась под студию: большая, с минимумом мебели и, к тому же — есть пианино! При таком раскладе вполне можно было стерпеть тот недостаток, что находилась она в Весёлом посёлке, в те времена — глухой окраине Питера.
Таким образом, вопрос со студией решён, а фирменная аппаратура у Сергея Ивановича всегда наготове. Но надо ещё что-то решать с музыкантами. И тут Маклаков решает: не мелочиться! Оркестровая запись с Аркадием Северным должна быть действительно под оригинальный оркестр, а не под квартет, изображающий 'эмигрантов'. И он приглашает на запись уже весь состав ансамбля из 'Паруса'! Музыканты, естественно, охотно соглашаются. Говоря словами Геннадия Яновского — 'для обогащения аккомпанемента и для заработка музыкантам'. И хотя, по сравнению с предыдущим составом, добавилось всего двое музыкантов — духовики Геннадий Лахман и Виктор Белокопытов, — вся музыкальная концепция при этом поменялась коренным образом. Впрочем, к этому мы ещё вернёмся.
Итак, Аркадий Северный и 'Братья Жемчужные'. Долгие годы эти два имени будут для многих людей одним, неразрывным понятием. Благодаря затее Маклакова, в творчестве Северного открывается действительно новая, яркая страница. И началось всё это 30 апреля 1975 года. Но сам Сергей Иванович, конечно, ничего пока об этом не подозревает. И вовсе не думает об 'исторической значимости' этого дня, когда назначает общий сбор участников мероприятия на Ждановской улице…
'На заливе лёд весною тает', а на вольной воде речки Ждановки весело покачивается плавучий ресторан 'Парус'. Рядом же, на набережной, где уже встретились Маклаков с Калятиным, появляется какой- то 'плюгавенький мужичок, доходяга, ручки-ножки со спичку'. Именно так характеризовал своё первое впечатление от встречи с Аркадием сам Дмитрий Михайлович. И точно такой же была реакция у всех, впервые видевших Северного: изумление от того, насколько его внешний вид не соответствует голосу, столь знакомому по записям. Мгновенно рассеивающееся при первых же словах: 'Я — Аркаша'. Но вот уже подано такси, музыканты грузят инструменты, и три тачки мчатся через весь город на правый берег Невы, на улицу Евдокима Огнева. А ехать туда от 'Паруса' почти целый час, и всё это время Аркадий с Маклаковым и Калятиным обсуждают детали предстоящего концерта. Да так, что в конце концов обращают на себя внимание водителя. 'По дороге таксёр — его Юрой звали, — как услышал, что мы Аркадия Северного везём, загорелся: 'А можно я с вами побуду?' — 'Ты же на работе!' А он распалился: 'Всё, бросаю смену, остаюсь!' Поставил тачку у меня под окнами, выключил счётчик. Потом каждый час бегал за водкой в магазин. И не зря: Аркаша ему песню посвятил!..' — вспоминал Дмитрий Михайлович. Таким образом, число участников мероприятия увеличивается ещё на одного человека — простого питерского водителя таксомотора Юрия Давыдова. Впоследствии Юра достаточно близко познакомится с Аркадием Северным, и тот посвятит ему уже не одну песню, а целый концерт. Но это будет не скоро.
А пока что Сергей Иванович начинает готовить к записи свой аппарат. По воспоминаниям самого Маклакова — ламповый стереомагнитофон 'Sony', по воспоминаниям Калятина — какой- то квадромагнитофон, а по словам Михаила Шелега — ещё и с микшерским пультом, изготовленным товарищем Сергея Ивановича — Владимиром Мазуриным. Но не будем глубоко вдаваться в эти технические подробности, музыкальная часть всё-таки интереснее.
Итак, музыканты занимают свои места. Гена Яновский усаживается за ударную установку, которую привезли заранее. Алик Кавлелашвили — за фоно, но и аккордеон у него наготове. Роберт Сотов настраивает контрабас, Коля Резанов — гитару с банджо. 'Новообращённые' члены коллектива Лахман и Белокопытов берут в руки саксофон и трубу, и. Будет сейчас вам джаз! Давай, Аркаша!
И Аркаша 'даёт':
'Прослушав концерт 'Братьев Жемчужных' в Одессе, я срочно сел на самолёт и вылетел сюда, в Петербург, для того, чтобы записаться вместе с этими 'Братьями', концерт, который будет посвящён для музыкальной коллекции Сергея Ивановича и Дмитрия Михайловича. Со мной ещё тут небольшой маленький Моня, сыночек мой приехал, и поэтому: Начали!
Весьма примечательно, что этот концерт начинается с песни, написанной 'ещё никому неизвестным поэтом' Владимиром Раменским, который, как вы помните, принимал участие в январской записи Аркадия в у Володи Васильева. Он действительно почти ещё никому не известен, ведь та 'репетиционная запись' практически не распространялась. Но на этом концерте Аркадий споёт ещё одну песню на стихи Раменского, полюбившуюся ему тогда же, в январе: 'И вот мы вместе с 'Братьями Жемчужными' сейчас сыграем чуть-чуть подражание Есенину…'
Это, конечно, лирика и по духу и по сути, но, тем не менее, сегодня звучит самый настоящий джаз! А что? — ведь все музыканты 'Паруса' — джазмены по духу, и в прошлом — члены различных известных джазовых коллективов. Вынужденные уйти в ресторан, потому что Советская власть, как известно, неустанно заботилась о заработках музыкальных коллективов. Точнее — о том, чтоб эти заработки, упаси Бог, не были большими. Впрочем, советские люди вполне могли быть за это ей благодарны, так как в итоге у них появлялась возможность послушать в ресторане классных музыкантов! Таких, как наша команда. Несмотря на то, что ребята они, в основном, молодые (Резанову в 1975 году исполнилось только 26 лет!), и замечательного джаза периода сороковых и начала пятидесятых практически не застали. Да и ресторанный джаз в середине 70-х годов уже не в моде, и подобные коллективы держатся только стараниями. постановлений и регламентов 'Ленконцерта'. Перепуганные наступлением рока чиновники в панике пытаются прикрыться от него джазом, который так беззаветно топтали ещё двадцать лет назад.
Это действительно шоу абсурда, но факт остаётся фактом. Впрочем, для нас главное, что в 'Парусе' собрался великолепный коллектив, который сейчас в 'одной из самых прекрасных и красивых квартир города Ленинграда…' вместе с Аркадием Северным делает классную джазовую аранжировку блатных и ресторанных песен!
Как вспоминают сами музыканты, принимавшие участие в той записи, никакой особой 'проработки концепции' перед концертом у них не было. Они просто сыграли так, как всегда играли в родном ресторане.
