В результате чего и стала эта запись своего рода реликвией — изумительно запечатлённым 'снимком' той замечательной музыки. Не стилизованный 'одесский джаз', и не классический джаз концертных залов, а натуральный мелос советского ресторана доэлектронных времён.
Впрочем, многие песни, спетые в этот день, в ресторанах явно никогда не игрались! Не могли же там прозвучать песни-сатиры Александра Галича, исполненные в этом концерте нашей вольнодумствующей компанией! Да и не все романсы были взяты из ресторанного репертуара. Но ведь ансамбль давно сыгрался, музыканты в своих импровизациях прекрасно понимают друг друга, и для них не проблема с ходу сделать красиво новые песни. И романс пойдёт в блюзовом квадрате. И цыганщина! А что они сотворили с 'Как-то по проспекту'. Так 'испортить синкопами' блатной ритм действительно надо уметь!
Однако мы слишком увлеклись 'Жемчужными', а ведь главным героем этого дня был всё- таки Аркадий Северный. И перед ним-то, кстати, стояла совсем не простая задача — вписаться в джазовый стиль музыкантов, которых он здесь только в первый раз и увидел! А репетировать некогда. Но Аркадий блестяще с этим справляется. Во-первых, он, со своим талантом, может легко поймать любой ритм, и даже сбившись, так красиво исправиться, что всеми это будет воспринято, как 'домашняя заготовка'! Во-вторых — Аркадий всё-таки тоже любитель джаза, и даже больше, чем просто любитель. 'Япоклонник джаза, истовый поклонник. Но Северный — это тоже джаз' — как говорил В. Мазурин М. Шелегу.
Аркадию в этот день удаются все песни! И старый классический 'блат', и песня Галича, и дворовая лирика. Как будто давно уже пелись они именно так с этим джазом:
Так, на одном дыхании, и записывается этот замечательный концерт. Вот разве что под конец, расслабившись, Аркадий и 'Братья' добивают ленту уже откровенно балаганным попурри. И, наконец: 'Ансамбль 'Братьев Жемчужных' закончил свою работу. Мы хотим выразить благодарность нашему замечательному другу и большому помощнику Аркадию Северному за участие в этом прекрасном концерте…' Пора возвращаться в 'Парус'. Кому — на трудовую вахту, а кому — просто отметить это знаменательное событие. И вот весёленьких Аркадия с
Димой уносит от 'Паруса' через всю Петроградскую — в Парк Ленина, а затем на Кировский мост, где они, обменявшись телефонами, расстаются.
Маклаков же остаётся наедине со своими записями на фирменной ленте, с коими ему теперь предстоит большая работа. В итоге будет изготовлено множество 90-минутных копий, с разными вступлениями, с разным порядком и количеством песен. В общем, сам того не ведая, Сергей Иванович становится, кроме всего прочего, ещё и зачинателем благодатного процесса 'усушки и утруски' оригинальных записей. Который продолжается и до сих пор — разными людьми и с разными, порой неведомыми рядовому обывателю, целями. Впрочем, это уже проблемы из сферы не наших интересов, и на этом мы останавливаться не будем.
Аркадий же, расставшись с Калятиным, совершенно неожиданно пропадает из поля зрения всех своих друзей на всё лето 1975 года! Никто не может теперь рассказать, куда же он подевался после столь многообещающего начала года. Но сам факт, что Северный исчез, останется в памяти у многих.
Ведь за это время Рудольф Фукс успевает создать 'второй' состав 'Братьев Жемчужных' с Евгением Драпкиным, Вячеславом Масловым и Анатолием Архангельским — музыкантами из ресторана 'Корюшка', в те годы самого знаменитого по части исполнения блатных песен; и записать с этими музыкантами два концерта. На одном из которых, кстати, Резанов скажет, что Аркадия Северного'… послали на гастроли на БАМ, откуда он вернётся. Когда — неизвестно'. К этому составу вскоре подключится и Владимир Лавров — обладатель одного из самых крутых электроорганов Ленинграда, и скрипач Евгений Фёдоров, который в будущем сыграет очень много концертов с Северным. Но пока всё это происходит без Аркадия.
Глава пятая
'Новые серии'
'Товарищи! Петь и пить — для меня это синонимы'.
Аркадий объявился только к осени. Звонком к своему новому знакомцу — Дмитрию Михайловичу Калятину: 'Дима, забери меня отсюда!' Вот как вспоминала об этом жена Дмитрия Михайловича Софья Григорьевна: '. В один прекрасный день я пришла домой, а там Аркадий. И Дима говорит: 'Софа, разреши Аркадию пожить у нас. Я сейчас — говорит, — забрал его из компании одной, чуть ли не воровской'. И Аркадий стал жить у нас. Сначала они писались под гитару'. Тогда, наверное, никто из них не мог и предположить, что Северный останется в этом доме на проспекте Огнева почти на два года. Весёлый и общительный, он быстро завоёвывает полное доверие хозяев. Аркадию доверяют ключи, дети от него в восторге. И пусть ненадолго и в чужой семье, но он обретает душевное равновесие. Устраивается снабженцем в радиомастерскую по ремонту магнитофонов. Зарплата, конечно, не ахти, но всегда есть возможность 'левака' заработать, было бы желание! Так что можно и себе что-то прикупить, да и в дом принести — не быть же полным иждивенцем у Калятиных. К тому же и дочка подрастает, надо и ей гостинец какой-то передать, благо Наташа в детский сад ходит, в котором тёща работает. Да и почему — передать? Не грех и самому заявиться после получки: 'Смотри, мол, доча, — папка на работу устроился, скоро всё у нас хорошо будет! Вот и бабушка подтвердит.'
Наверное, поначалу всё оно так и было. Несколько осенних и зимних месяцев. И поётся в это время очень легко. Первый концерт под гитару записали с Димой 23 сентября, а дальше ещё и ещё: до сих пор толком никто и не знает — сколько их всего было. Дело ещё и в том, что сам Дмитрий Михайлович неоднократно перекомпоновывал записи, склеивая куски из разных концертов. Безусловно, он имел на это полное право, так как был в своём роде 'импресарио' этих записей, но историкам теперь остаётся только хвататься за голову… Впрочем, общее впечатление, которое производят эти 'калятинские' концерты, от разницы в компоновках никак не зависит. Калятин не ставил себе такую задачу, как Фукс, — сделать какой-то романтический образ 'старого блатаря' или 'одессита'; и Северный пел у Калятина просто то, что нравилось им обоим. В основном, это оказывается лирика — и притом, не всегда блатная.
Конечно, нельзя сказать, что лирика — это нечто совершенно новое в творчестве Аркадия. Ему приходилось и раньше исполнять песни из столь любимого народом жанра 'жестокого романса' — и старинного и современного. Мы уже говорили о его своеобразной манере исполнения таких песен. Но в концерте у Калятина неожиданно звучит нечто совершенно иное:
Аркадию удаётся удивительно точно, и без тени пошлости, найти нужный тон для исполнения этой лирически нежной и очень откровенной песни. И это при том, что о каких-то манерах или традициях исполнения таких песен, разумеется, и слуху не было в нашей абсолютно асексуальной советской эстраде!
