человека, которого она опасалась и ненавидела одновременно после той галлюцинации, открывшей его подлинную сущность. Она нисколько не сомневалась, что он был порождением Тьмы. Аббатиса едва задремала, погружаясь в кому, нарушаемую непонятными кошмарами, когда частое постукивание в окно кабинета, смежного с ее спальней, вырвало Элевсию из сна. Она встала и, пошатываясь, подошла к кабинету. Ее обуял страх. Кем был этот человек, вскарабкавшийся на каменную реборду? Как ему удалось проникнуть сюда? Она увидела, как он поднял руку и откинул капюшон, скрывавший его лицо.
– Господи Иисусе…
Элевсия бросилась вперед и открыла окно. Человек проворно спрыгнул на пол и заключил аббатису в свои объятия.
– Тетушка, я так счастлив вновь вас видеть! Отойдем в сторону, я хочу лучше вас разглядеть.
– Франческо, как же вы меня испугали! Надеюсь, вас никто не заметил? Большинство моих дочерей дали нестрогий монашеский обет.
Но счастье видеть Франческо, иметь возможность его обнять оказалось сильнее. Аббатиса простонала:
– Какая радость… Мне кажется, что вы еще больше выросли. О… Мне о многом надо вам рассказать, о стольких страхах, стольких вопросах, что я даже не знаю, с чего начать.
– Впереди еще долгая ночь, тетушка.
– Боже мой… Этот эмиссар, которого нашли обугленным, но без малейших следов огня… Мое послание пропало… Папу отравили… Аньес де Суарси должна предстать перед инквизиторским судом. Неизвестно, кто подкупил инквизитора, поскольку обвинения не обоснованы, я в этом ничуть не сомневаюсь… Видения, которые приходят ко мне вновь и вновь и лишают меня рассудка… Этот инквизитор, Никола Флорен, который, говоря со мной, превращается в отвратительное трупоядное насекомое… Он обосновался в аббатстве… Вы ни за что не должны столкнуться с ним, тем более с моими монахинями, ни с одной из них… У нас малышка Матильда де Суарси… Ее дядя, который хочет забрать девочку…
Аббатиса закашлялась, сдерживая рыдание.
– О, Франческо, Франческо, я думала, что уже никогда не увижу вас, что все потеряно… Мой племянник… Мой дорогой, мой милый племянник…
Мимолетное облегчение озарило прекрасное лицо Элевсии. Она продолжила:
– Вы все больше и больше походите на свою мать, мою сестру. Известно ли вам, что она была самой красивой из всех нас? Добродетельная, очаровательная Клэр… Ей, как никому другому, подходило это имя.[88]
Франческо напрягся, услышав одно из имен. Он отвел аббатису в ее комнату. Окна кабинета выходили в сад, и их могли заметить.
– Так вы говорите, что Аньес де Суарси угрожает разбирательство в инквизиторском суде?
– Когда приехал этот подлый Флорен, он отказался назвать мне ее имя. Его сообщила мне сама мадам де Суарси, когда две недели назад умоляла меня присмотреть за ее дочерью. Наша сестра-гостиничная, Тибода де Гартамп, взяла малышку под свое крыло, но Матильда оказалась таким трудным ребенком.
– Что еще сказала вам мадам де Суарси?
Элевсия села на краешек кровати и скрестила руки. Ее била дрожь. Несмотря на жару, стоявшую в последние дни, все ее тело пробирал смертельный холод. Она видела в этом признак скорой смерти. Предвещаемый конец не волновал ее, поскольку не существует никакого конца. Но она боялась, что ей не хватит времени, чтобы помочь своему племяннику.
– Она была немногословна. Аньес знала, что инквизитор остановился у нас, и боялась осложнить мои отношения с ним. Смрадный запах этого Никола Флорена чувствуется всюду, он отравляет воздух, мы задыхаемся от него… ну, по крайней мере некоторые из нас. Жанна, наша казначея, никогда не совершала столь длительных поездок, а теперь она старается как можно реже возвращаться в аббатство. Аннелета Бопре, наша больничная, почти никогда не покидает своего гербария. Милая Аделаида цепляется за спои горшки и вертела, словно от них зависит ее жизнь. Что касается моей доброй Бланш, возраст позволяет ей предаваться молчаливым мечтаниям, которые с каждым днем становятся дольше. Но многих других совершенный внешний вид этого опасного существа ввел в заблуждение. Он такой красивый, такой обходительный и такой набожный, что я порой спрашиваю себя, не лишилась ли я рассудка, подозревая его в худшем. Ангельское лицо. Я не осмеливаюсь открыться своим подругам, поскольку боюсь поставить их в неловкое положение. В конце концов, большинство тех, кто, как я чувствую, на моей стороне, выбрали несомненно лучший способ: бегство. Напротив, некоторые из моих дочерей удивляют и беспокоят меня: Берта де Маршьен, наша экономка… Мне надо было избавиться от нее сразу же после своего приезда в Клэре. Что касается Эммы де Патю, сестры, обучающей детей, то ее брат – доминиканец и инквизитор в Тулузе. Я как чумы боюсь этих так называемых чистых душ, которые никогда ни в чем не сомневались.
Элевсия вздохнула, потеряно глядя в пространство, а потом продолжила:
– Я избавлю вас от перечисления имен тех, о ком не знаю, что и думать: Тибода де Гартамп и даже очаровательная Иоланда де Флери… Значит, надо было этому существу проникнуть в наши стены, дабы я внезапно осознала, что знаю своих духовных дочерей лишь в лицо и по улыбке? Я продвигаюсь на ощупь к их сердцам, которые открываю для себя заново.
Казалось, Элевсия была сбита с толку, но Франческо ждал, понимая, что эти откровения приносили ей облегчение.
Она вздрогнула, неожиданно сказав:
– Но я пренебрегаю своими обязанностями второй матери, мой дорогой племянник. Вы голодны?
За одно мгновение тяжелое бремя, изнурявшее рыцаря на протяжении многих лет, свалилось с его плеч. Его захлестнул шквал личных, нежных и чарующих воспоминаний. Годы Элевсии, так он их называл. Годы, последовавшие за ужасом.
Элевсия, нежная Элевсия и ее супруг Анри де Бофор приютили мальчика после смерти его отца и жестокого убийства матери и сестры в Акре. Элевсия с любовью и бдительностью воспитала его, заменив Клэр, о которой она говорила каждый день, чтобы мальчик сохранил живые воспоминания о своей матери. Благодаря своему любящему упорству Элевсии удалось немного утолить мучительную печаль ребенка. Он привязался к ней, и этим она, несомненно, спасла его от жажды мщения. Он был обязан ей своей душой. Он был обязан ей больше, чем жизнью. И как он был признателен Элевсии за то, что столь многим обязан ей!
– Я умираю с голоду, ведь я ничего не ел после того, как покинул Париж вчера ночью… Но мой желудок подождет. Расскажите мне об Аньес де Суарси, об убийствах посланцев.
Элевсия рассказала Франческо о том, что узнала от Аньес, и о том, что, как ей казалось, она поняла из ее умалчиваний. Она не забыла ни об Эде де Ларне, ни о его пагубных страстях, ни о Матильде, ни о Сивилле и ее еретическом прошлом, ни об отвратительной роли Мабиль, ни, главное, о Клемане и его преданности своей даме, а в заключение сказала:
– Что касается посланников, то я принимала лишь одного из них. Как я уже говорила бальи Монжу де Брине, другие никогда не появлялись в аббатстве. Как вы думаете, они встретили своего убийцу еще до того, как добрались до меня? Эта мысль не дает мне покоя. И что тогда стало с посланиями Бенедикта, которые они везли мне? Неужели они попали в руки наших врагов? Существует ли связь между содержанием этих посланий и недавним отравлением Папы? Что все-таки было в них написано? Теперь у нас нет возможности это узнать, поскольку наш добрый святой отец погиб от их рук. Столько вопросов вертятся в моей голове денно и нощно, но ни на один из них я не в состоянии дать ответ.
Первые проблески зари робко окрасили темное небо, когда аббатиса провела Франческо в тайную библиотеку. Они вдвоем выбрали этот тайник, который скрыл бы Франческо от глаз инквизитора и монахинь и позволил бы ему вновь обратиться к редким манускриптам, которые он купил у этого пора Гашлена Юмо.
Элевсия де Бофор воспользовалась предрассветной тишиной, чтобы сходить на кухню и принести все, что могло утолить голод ее племянника.
Затем она погрузилась в короткий сон, избавленный от кошмаров, и проснулась незадолго до начала лауд. Облегчение, которое она чувствовала, казалось ей знаком свыше. Теперь смерть может приходить, она выполнила свою задачу. Франческо вернулся.
То, что должно было свершиться, свершится.
