И с Ленкой все нормально вышло. Я уже сам подумывал, как ей объяснить, что любовь ушла, завяли помидоры, но обошлось. Устроила она мне скандал на ровном месте, и теперь вроде как бы не я ее бросил, а она меня. Удивительно, но меня это полностью устроило.
Нет, претензий к Ленке никаких! Веселая, не дура, на гитаре играет, а в постели вообще огонь! Но огонь огнем, а каши на нем не сваришь. Как подружка Ленка очень даже и более чем. А вот в качестве жены…
Нет, женой должна быть Оля. Подумал — и сам удивился. Оля, кажется, на это и не намекала даже! Видно, время пришло.
А чего? Квартира есть, собака есть, комп недавно проапгрейдил. Самое время жениться. На Оле.
Я вдруг представил себе Ленку своей супругой. Нет, оно, конечно, весело. Но, как говорил один мой друг о другом моем друге, записном весельчаке, когда переезжал из его комнаты в общаге: «Пить шампанское — это круто. Но постоянно жить на заводе по производству шампанского…»
…Зря я про Ленку так много думал. Накаркал.
Леночка торчала у подъезда явно в ожидании меня. Даже не в ожидании, а в поджидании — хоть и нет такого слова в русском языке. Поджидает. Головой вертит, что твой локатор. Издали видно, что глаза на мокром месте. Нос красный. Я понял, что тут уж не до дипломатических штучек, придется рубить с плеча: «Так, мол, и так, мы расстались, прошлого не вернешь, сделанного не воротишь, и вообще — у меня теперь другая».
Прокручивая в голове этот суровый диалог, я направился к Ленке, как к мостику пятиметровой вышки — решительно и сгруппировавшись. Ромка тоже весь подобрался и выдвинулся чуть вперед. Бежал он при этом чуть боком, как будто собирался прикрыть меня своим жилистым телом.
Тут Ленка меня увидела и повела себя неадекватно: засветилась вся, глазенками захлопала и смотрит, как птенец на маму. Чуть в рот мне не заглядывает — не принес ли вкусного червячка. Это меня сбило с ритма и мысли и вместо решительного «так, мол, и так» я ляпнул:
— Привет! Хорошо выглядишь.
Тут же обругал себя за малодушие, воздуха набрал побольше, но Леночка меня опередила и начала такое нести, что я этим набранным воздухом и подавился.
Когда я вонючку почуял, сразу понял, что дело нечисто. Неспроста она заявилась. А когда она хозяину про детей что-то нести начала — я даже собрался наплевать на правила приличия и в ногу вцепиться. Не понимаю почему, но про детей хозяину очень не понравилось, от него так нехорошо запахло. Ну, я порычал для начала.
Думал, отскочит, а она вдруг как залепечет:
— Ой, собачка! Как я по тебе соскучилась! Вот тебе сосисочек!
И швыряет розовой гадости, которая пахнет бумагой и какой-то прелой травой. Мясом вообще не пахнет. Хотя по внешнему виду, типа, сосиска!
— Пошла ты, — отвечаю, — на помойку! Там твой запах не так в нос бросаться будет! А мы пошли в гости к замечательной, вкусно пахнущей котлет… в смысле, к девушке!
Но уже поздно. Она в хозяина вцепилась, что твой бульдог. Он стоит, морщится, видно, что сейчас озвучит все то, что я ей по-собачьи сообщил. Она тоже это видит — даром что дура — вдруг прижимается всем телом, как будто придушить собирается. И сообщает совсем бархатным голоском:
— Я просто нервная немного. В моем положении это бывает…
После этих слов что-то в хозяине перещелкивает, и он робко так спрашивает:
— В смысле?
А я начинаю отчетливо чуять запах страха, который в нем поднимается. Вонючая дура опускает глазки вниз и смущенно шепчет:
— Ну… у нас с тобой… понимаешь… Залетела я…
Брешет, как пинчер на велосипед! Я по аромату чую! Пытаюсь вмешаться, ору:
— Хозяин! Гони ее к черту! Пускай летит отсюда… дура залетная!
Но все. Поздно. Хозяин мой поплыл. Глазами хлопает, ушами тоже, а вонючка его уже тащит в нашу квартиру. «Ну, — думаю, — готовься! Я тебе сейчас такой вечер встречи устрою!» И иду за ними, с трудом удерживаясь, чтобы не вцепиться ей в горло. И тут эта зараза останавливается и чихает.
— Будь здорова, — механическим голосом говорит хозяин.
— Чтобы ты сдохла! — добавляю я.
— Спасибо, — отвечает она и опять чихает, причем неестественно.
Потом еще раз, совсем уж фальшиво.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — пугается хозяин.
— Ну как я могу себя чувствовать? Не очень хорошо. Но раньше хоть не чихала.
На этих словах она вдруг поворачивается ко мне и смотрит в упор.
— Чего уставилась? — рычу я на нее. — Не буду я твои бумажные сосиски есть!
А хозяин вдруг суетиться начинает.
— Слушай, а у тебя аллергии на собак нет?
Тут я все понимаю и начинаю орать во всю глотку:
— Хозяин! Откуда у нее на собак аллергия? Сколько она вокруг меня терлась, и хоть бы раз чихнула! Это провокация!
А она неуверенно пожимает плечами, хлопает ресницами… и опять чихает!
— Вот что, Ромка! — решается хозяин. — Ты поночуй пока на улице, ладно? Сейчас тепло.
Я даже орать перестал. Сел на ступеньки и смотрю на него во все глаза.
— А тебя покормит… то есть я тебя покормлю! Ты не волнуйся!
Они ушли, я остался один. От огорчения съел фальшивые сосиски (вдруг она их завтра подберет и Романа накормит?). Завалился на коврик возле Касиной квартиры и задрых.
Спал очень плохо. Бумага, из которой сосиски сделаны, точно отравлена была! Во всяком случае, с истекшим сроком годности.
Как и наша с Романом совместная жизнь.
Несмотря на наготовленные блинчики и даже пирожки, Роман так и не появился. Я опустилась до того, что стала караулить его у окна, но он даже с собакой гулять не пошел.
Ромео во дворе носился, а вот Ромы я так и не углядела. Или я его пропустила? Настроение испортилось, но я старалась держать себя в руках. Ну мало ли, что у человека случилось? Может, работы много?
На следующее утро я вышла из квартиры и споткнулась о Ромку. И тут я просто испугалась, что случилось что-то плохое. Заработаться до такой степени, чтоб собаку в дом не пустить — такого с Романом еще не случалось! Причем вид у Ромки был совершенно несчастный. При виде меня он начал так лаять и ластиться, как будто уже месяц живет на улице. Выскочила Кася, и тут Ромку прорвало, он начал ей что-то страстно рассказывать. Вот никогда бы не подумала, что собака может так активно говорить! Он только что не жестикулировал лапами, было понятно, что Ромка пересказывает какой-то диалог, то за одного собеседника говорит, то за второго, причем один из собеседников Ромке страшно не нравился, он кривлялся и лаял тонким фальцетом и вообще его чуть ли не тошнило, уж очень мимика была выразительная. Честно говоря, слушала как завороженная. Жаль, не поняла ничего.
Ромку я конечно, покормила, а потом собралась отвести его домой, чтоб посмотреть, что там такое страшное творится, но тут мне в ноги метнулась Кася.
— Мяууууу! — взвыла кошка дурным голосом и уставилась на меня своими зелеными глазами.
— Не ходить? — спросила я робко.
Да мне уже и самой никуда идти не хотелось. Меня просто суеверный ужас обуял при виде Ромки с Касей. Смотрят на меня оба, и взгляд у обоих одинаковый. Так смотрят взрослые на грудных детей — с любовью, но выражением «ты, дурашка, ничего не понимаешь». Что-то и я уже действительно не понимаю, кто из нас венец природы.
— Эх, у меня какое-то странное ощущение, что вы что-то замышляете! — сказала Оля.
