– Прошу тебя, не надо! Я не наивный ребенок. Но я не хочу этого слышать. Для меня ты – сама чистота. Если ты согласишься стать моей, я горы сверну, я добьюсь для тебя развода. Я буду ждать, хоть всю жизнь. Но эта жизнь – только с тобой, без тебя для меня жизни нет!
И он снова хотел обнять девушку.
– Нет, Сереженька, нет! Прошу тебя, остановись! Я уже совершила одну ошибку в жизни. И ты уже пострадал из-за меня! Я не хочу тебе никакого зла! Я не хочу, чтобы из-за меня вся твоя жизнь пошла наперекосяк. Ты должен учиться, стать адвокатом. Я не хочу быть тебе помехой, обузой. В этой роли я уже побывала, – она снова горько усмехнулась. – Не хочу дожить до того страшного мига, когда ты раскаешься в своем благородном порыве и примешься сожалеть о том, что наши судьбы пересеклись.
– Не смей даже думать так! Я не отступлюсь от тебя, не предам и не брошу тебя на произвол судьбы!
С этими словами он все-таки привлек Розалию к себе и поцеловал еще раз.
Александры Матвеевны не было рядом. Но когда молодые люди вернулись, она все прочитала по их лицам. В последнее время Желтовская места себе не находила, изобретая всякие способы выставить Кирееву из дома, разлучить с ней Сергея. Обезвредить врага. Но как это сделать, ведь враг так хорошо вооружен! Карие бездонные глаза, гибкий стан, нежная кожа, чарующий голос. И сколько ума, такта, изысканности в манерах. Ну почему, почему она всего лишь жалкая гувернантка? Будь Киреева хоть самой бедной из бедных дворяночек, на худой конец из почетных граждан, Желтовская не нарадовалась бы на такую невесту для своего сына. А так, без роду, без племени… Был отец – и сгинул. Жила в пансионе. Хоть деньги какие-то у нее остались, на них, видимо, она и росла и даже училась. Нет, пусть лучше идет своей дорогой. Ей ли, Александре Матвеевне, не знать, что это такое – горькое разочарование в браке, крушение иллюзий и разбитые мечты! Ее Сереженьке уготована иная, блестящая судьба. И мать не позволит какой-то гувернантке помешать этой судьбе свершиться, сломать ее в самом начале.
На другой день доктор, лечивший Сережу, прислал своему пациенту записку. Не соблаговолит ли молодой человек в этот раз не дожидаться визита врача дома, по обыкновению, а навестить доктора лично? Тем более что рана его уже совершенно зажила, а пешие прогулки пациенту только на пользу. Видите ли, говорилось в письме далее, на сей раз у доктора сложились непреодолимые домашние обстоятельства и он не сможет посетить пациента, как они уговаривались ранее. Сережа прочитал послание, сложил его и с веселым видом стал собираться.
– Я мигом. Я быстро, – он нежно прикоснулся к руке Розалии, – не скучай без меня, мой нежный цветок!
Он вышел к матери.
– Я, мамочка, одной ногой там, а другой – уже здесь, – Сережа чмокнул мать в щеку. – Прикажите нынче приготовить что-нибудь повкуснее да вино велите подать к обеду. Важную новость вам скажу! И что это такое стряслось у доктора?
С этими словами он весело, почти вприпрыжку поскакал к калитке.
– Сережа, осторожней, рука! – простонала вслед сыну мать.
Да что уж там! Бедная Александра Матвеевна не видела, как он ловко обнимал Розалию этой самой рукой! Сережа засмеялся и помахал матери.
Желтовская еще несколько мгновений стояла неподвижно, а потом ее словно толкнуло что-то изнутри. Она быстро пошла из палисадника в дом и направилась прямо в комнату Розалии.
– Розалия Марковна!
Выражение лица Желтовской, интонации ее голоса были столь жестки и не свойственны ей, что Киреева вздрогнула.
– Розалия Марковна! Я хочу воспользоваться случайным отсутствием моего сына, и также хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Правильно и однозначно! Я уважаю вас как самостоятельную, яркую натуру. Ваш ум, ваша красота, несомненно, очень притягательны. Но я очень, очень прошу вас, оставьте нас, оставьте моего сына! Идите своей дорогой. Знаю, что вы сочтете меня жестокой. Но ведь вы уже поправились, совершенно поправились. Вы можете вернуться в Петербург хоть сейчас! И денег у вас предостаточно. Боровицкая вам заплатила сполна. И я от себя добавлю.
Последние слова дались Желтовской с трудом, не оттого, что денег было жалко, а из-за чувства неловкости и гадливости, которую она испытывала к себе самой в этот миг. Но она решила во что бы то ни стало пересилить себя и воспользоваться моментом. Быть может, уже сегодня, по возвращении сына, такой возможности ей больше не представится.
– Вы предлагаете мне деньги?! – изумилась Розалия. – За что?! Это что, нечто вроде отступных, чтобы я, не дай бог, не позарилась на родство с вами?
– Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли… – Желтовская стала путаться в словах. Ее первоначальный запал стремительно угасал под загоревшимся негодованием взором собеседницы. – Ведь я едва не потеряла сына, ведь он стрелялся из-за вас! – почти выкрикнула Александра Матвеевна. – Он рисковал жизнью, вытаскивая вас из воды! Не много ли чести?! Сережа – мой единственный сын, смысл всей моей жизни, и я не позволю вам вертеть им по своему усмотрению. Я ведь вижу, что он без ума от ваших чар. Он молод, горяч. Далеко ли до греха? Не знаю, что было меж вами и Анатолем Боровицким, но только оба наши семейства заплатили слишком дорогую цену за все это. Я не очень богата, но я вам отдам все, что у меня есть, только покиньте наш дом и уйдите из жизни моего сына!
Она еще не закончила свою пламенную речь, как бедная гувернантка бросилась к комоду, принялась бросать свои вещи на кровать, стремясь как можно быстрее их собрать и покинуть дом, который еще минуту назад мог стать для нее родным. Поколебавшись какое-то мгновение, Александра Матвеевна тоже принялась собирать вещи Розалии. Обе понимали, что Розалия должна исчезнуть из дома до прихода Сергея. Иначе – никогда это не случится.
Когда уже почти все было готово, послали горничную за извозчиком, чтобы он отвез девушку на железнодорожный вокзал. В страшной спешке погрузили поклажу. Александра Матвеевна вышла вместе с Розалией к дорожке, ведущей от калитки к дому. Лошадь перебирала ногами, возница удивленно оглядывался вокруг. И с чего так спешить-то, времени еще полно! Он часто седоков на вокзал возит, расписание уж наизусть выучил, успеется!
– Прощайте, не поминайте лихом. Бога за вас буду молить каждый день, – прошептала Александра Матвеевна и неловко сунула девушке серьги, подаренные ей Боровицкой. – Это вам на черный день, надолго хватит.
Розалия, с бледным лицом, плотно сжатыми губами, не глядя, положила подарок в карман жакета, не взглянув на него и не оценив подаренное. Какая разница, чем от нее откупаются! Возница стеганул лошадь, колеса заскрипели по песку. Заскребло и на сердце у Желтовской.
– Простите меня, – хотела она выкрикнуть ей вслед, но слова застряли у нее в горле.
Извозчик уже почти исчез за поворотом, когда Александра Матвеевна вдруг словно прозрела, поняла, что она натворила. Словно проснулась! Побежала было за коляской, споткнулась, махнула в отчаянии рукой, да так и осталась стоять на дороге.
Глава 19
– Как вкусно пахнет! Как славно! Я страшно проголодался! – Сережа с веселым видом вбежал в столовую и повел носом. – Будем обедать, мамочка?
Александра Матвеевна сидела у накрытого стола и перекладывала ложку с места на место. По дому растекались упоительные запахи. Из-под крышки супницы вырывался тонкой струйкой ароматный пар.
– Да, все готово, – каким-то безжизненным голосом ответила мать.
– Я позову Розалию, – и Сережа хотел было побежать в ее комнату.
– Она не придет, – все таким же странным голосом сообщила Желтовская.
– Как так – не придет? Она не будет обедать? Она снова захворала? – испугался юноша.
– Нет, она не захворала. Она прекрасно себя чувствовала и поэтому… поэтому она уехала.
Последние слова Александра Матвеевна еле выдавила. Сережа остолбенел.
– Как уехала?! Мама! Не может быть! Куда?! Зачем?!
Александра Матвеевна слегка пожала плечами:
– Но ведь она не могла же у нас остаться навсегда?
– Вот именно, что навсегда! – закричал Сережа. И тут он вдруг догадался. – Мама, это вы заставили ее
