– Вы хотите, чтобы я ему это передал? – спросил Мак.
– Да. Слово в слово.
– Хорошо. Я скажу это папе римскому, если, конечно, мне удастся когда-нибудь с ним встретиться.
– Не шутите со мною, – холодно произнес Дандоло. – Я прекрасно знаю, что вы – посланник Рима, хотя вы упорно отрицаете это.
– К сожалению, вы ошиблись, – ответил Мак. – У меня совсем иные интересы.
– Так вы и вправду не представитель папы римского?
Вскинув голову, старик уставился на собеседника своими незрячими глазами, и Маку почудилось, что в мутной глубине этих глаз загорелся адский огонь. Даже если бы он и был послан к венецианскому дожу папой римским, он тотчас отрекся бы от своей миссии.
– Смею вас заверить, нет! Как раз наоборот! – воскликнул Мак.
Дандоло отвел свой взгляд. Некоторое время он молчал, размышляя над словами Мака, затем его тонкие губы тронула чуть заметная усмешка:
– Как раз наоборот, а?
– Так точно!
– Так чьи же интересы вы представляете? – спросил Дандоло.
– Я думаю, вы сами сможете догадаться, – уклончиво ответил Мак, припомнив свой недавний разговор с Фаустом; ему показалось, что эта осторожная манера ведения переговоров более всего подходит исполнителю роли ученого доктора Фауста в данный момент.
Некоторое время Дандоло обдумывал свой ответ.
– Я понял! Вас, должно быть, прислал Зеленая Борода, прозванный Безбожником. Он – единственный, кто до сих пор не имел здесь своего представителя.
Не имея ни малейшего представления о том, кто такой Зеленая Борода, Мак решил продолжать игру в вопросы и ответы вслепую.
– Я не скажу ни да, ни нет, – схитрил он. – Но если бы я и вправду был человеком этой самой Зеленой Бороды, что бы вы хотели передать ему?
– Скажите Зеленой Бороде, что мы всегда будем ему рады, если он примет участие в нашей кампании. Мы высоко оценим ту помощь, которую лишь он один сможет нам оказать.
– Я думаю, ваши слова его весьма заинтересуют. Но не прибавите ли вы что-нибудь более конкретное?
– Он должен начать наступление на Берегу Варваров не позже, чем через неделю. Вы сможете вовремя передать ему мое послание?
– Я много чего могу, – сказал Мак, – но сперва мне хочется узнать, зачем ему нужно это делать?
– Как зачем?.. Кажется, я выражаюсь достаточно ясно. Если Зеленая Борода, которому подчиняются все пелопоннесские пираты, будет и дальше соблюдать нейтралитет, корсары с Берега Варваров могут разрушить наши планы.
– Да, конечно, – поддакнул Мак, – а, кстати, что это за планы?
– Овладеть Константинополем, разумеется. Мы, венецианцы, и так уже до предела ослабили свой флот, когда выделили корабли для перевозки войска франков сюда, в Азию. Если пираты нападут на наши далматские владения в то время, когда мы увязли здесь, боюсь, нам придется очень жарко.
Мак кивнул и улыбнулся; однако на душе у него было отнюдь не так спокойно, как он старался показать. Так, значит, Дандоло собирается взять Константинополь! Этого нельзя допустить! Ни в коем случае! Значит, старик должен погибнуть. Сейчас, когда ему, Маку, представился такой удобный случай. Они одни в шатре, в лагере царит суматоха… Убить Дандоло будет несложно – ведь он слепой, и Мак сможет незаметно подкрасться к нему…
Улыбающийся лже-Фауст вытащил кинжал из рукава.
– Вы понимаете, – прибавил Дандоло, вертя в пальцах свой рубин, словно лаская его, – что мои планы относительно этого прекрасного города простираются очень далеко. Кроме вас и вашего господина, главы пиратов, о них пока еще не знает ни один человек.
– Это большая честь для меня, – учтиво ответил Мак, размышляя, как лучше заколоть старика – вонзить клинок в грудь или в спину?
– Константинополь видал на своем веку лучшие дни, – задумчиво произнес венецианский дож. – Некогда слава о нем гремела по всему свету. Многие народы боялись и любили его; многие искусные полководцы и гордые императоры лелеяли в своем сердце мечту овладеть им, словно редкой драгоценностью или прекрасной женщиной. Теперь этот город за зубчатыми белыми стенами – лишь бледная тень былого Царьграда, дурная пародия на самого себя, в которую превратило его неумелое правление слабых, безвольных и тупых царей. Повелители Константинополя цепляются за остатки прежней роскоши, словно престарелые кокетки – за яркие наряды и румяна, за ту мишуру, которая делает их еще более жалкими и смешными. Что за печальная судьба для города, некогда бывшего столицей могучего государства!.. И я положу этому конец. Нет, сам я не приму константинопольской короны. С меня довольно и той власти, которой я обладаю над Венецией! Но я посажу на византийский трон своего человека. Он будет слушаться меня во всем, и тогда, надеюсь, для этой страны и ее древней столицы еще настанет золотой век! Когда Венеция и Константинополь объединятся, весь мир с восхищением будет глядеть на расцвет науки, ремесел и торговли, который последует за этим союзом. Константинополь вновь обретет свое утраченное величие и былую славу.
Мак замер, зажав в кулаке кинжал. Речь Дандоло сильно подействовала на его воображение. Он уже был готов нанести смертельный удар, но руку его удержало внезапно возникшее перед его умственным взором видение дивного города, возродившегося под мудрой опекой дальновидного старца, – древнего города, ставшего центром просвещения и коммерции; города, которому, быть может, суждено сыграть в истории особую роль… Мак колебался; кинжал дрогнул – и повис в воздухе, остановившись на полпути к своей цели.
– А какую религию будут исповедовать греки? – спросил он.
– О, в этом вопросе я добрый католик. Несмотря на некоторые разногласия с Его Святейшеством, я разделяю интересы Рима во всем, что касается возвращения заблудшей овцы ее пастырю. Молодой Алексей торжественно поклялся мне, что как только он взойдет на трон, Византия вернется в лоно святой нашей матери, католической церкви. Тогда папа римский, конечно, снимет с меня отлучение от церкви, а может быть, даже захочет причислить меня к лику святых за беспримерный подвиг. Ведь до сих пор никому еще не удавалось разом обратить в истинную веру такое количество еретиков!
– О, мой господин! – воскликнул Мак, очарованный словами Дандоло. – Да хранит вас Бог! Ваши смелые замыслы вдохновляют каждого, кто удостоится высокой чести быть посвященным в них. Располагайте мною и моей жизнью, как вам угодно, господин мой! Я постараюсь быть полезен вам, чем только смогу.
Старик приподнялся со своего сиденья и прижал голову Мака к своей груди. Мак почувствовал, как его щеки коснулись жесткие волоски из бороды Дандоло. Морщинистое лицо венецианского дожа было мокрым от слез; он дребезжащим, срывающимся от прилива чувств голосом взывал к милости Небес. Мак хотел присоединиться к его жаркой молитве, полагая, что несколько приятных слов в адрес Добра, вполне уместных в данной ситуации, отнюдь не повредят его душе. Но внезапно снаружи раздался шум, послышались чьи-то возбужденные голоса, и тотчас же в шатер вбежало несколько вооруженных людей.
– Господин! – воскликнул один из них. – Бой начался! Вийярдуэн уже повел своих солдат штурмовать стену!
– Я должен быть там! – вскричал Дандоло. – Я буду сражаться вместе с ними! Мое оружие, быстро! Фауст, передайте мои слова Зеленой Бороде. Мы поговорим с вами позже!
С этими словами венецианский дож, почтительно поддерживаемый слугами, вышел из своего шатра, захватив с собою чудотворную икону. Драгоценные камни, которые он перебирал всего несколько минут тому назад, остались лежать на столе.
Мак остался один. Звуки шагов стихли вдали. На шелковистых стенах шатра плясали тени. Мак подумал, что пока он отлично справляется со своей ролью. Он спасет Константинополь и, конечно, не
