форелин.
Впрочем, речь не о рыбе. Нас ждет гора Мотка. Она вторая по высоте на южном побережье Рыбачьего (285 метров). По пути к ней обратим внимание на остающуюся справа высоту Рока-Пахта. Во время второй мировой войны у подножья этой высоты занимала позиции сводная батарея, которой командовал будущий генерал-лейтенант Яков Скорбов. В ответ на посылаемые артиллеристами снаряды горные егеря 'испахали' все вокруг бомбами. Но прошло время, и брустверы воронок от бомб стали питомником отличной морошки.
Гора Мотка не могла не привлечь внимание противовоздушной обороны. Волею тактики и стратегии, на беду солдат, офицеров, и их жен, в шестидесятые годы туда был определен один из зенитно-ракетных дивизионов. Прежде чем подняться на гору, снимем шапку перед теми, кто затащил на нее ракеты, кто нес боевые дежурства, - выше на Рыбачьем и Среднем никто не служил!
Когда стоишь на высоте триста метров, а внизу море, то совершенно не принимаешь во внимание пологие скаты горы. Кажется, пройдешь десять-двадцать метров - и обрыв. А когда ветер толкает тебя в спину к этому обрыву, появляется страх. Возникает желание уцепиться за что-нибудь и вжаться в скалы. Это летом, а зимой? Сколько раз я был на Мотке в то время, когда там нес службу дивизион, и постоянно поражался условиям жизни людей (они на грани возможного) и неописуемой красотой открывшейся взору панорамы. Тут всё на виду, от едва заметного вдали острова Кильдин до входа в Печенгский залив.
В годы войны на горе Мотка был командно-наблюдательный пункт. В книгах Константина Симонова он назван 'орлиное гнездо'. Сегодня о наблюдательном пункте напоминают лишь аккуратно выложенные замшелые камни.
С горы отлично видна губа Эйна, тоже одно из красивейших мест на полуостровах. Издревле губа славилась семужьими уловами и сочными травами. По переписи 1888 года на ее побережье проживало 10 финнов. Но не спешите искать фундаменты их домов. Они уничтожены войной. Люди в серых шинелях стали обживать Эйну с мая 1940 года, когда туда был передислоцирован 135-й стрелковый полк. С 1941 по 1944 год Эйна являлась главной базой снабжения рыбачинского гарнизона. В бухте стараниями саперов был устроен причал, который одним концом опирался на остов потопленного корабля 'Персей'. Торчащие из-под ила шпангоуты этого исторического судна при отливе видны и сегодня.
На правом берегу реки Эйны есть кладбище. Это тоже памятное место. Здесь похоронены 27 матросов и офицеров, погибших во время войны.
С Эйны на восточную часть Рыбачьего можно добраться двумя дорогами: либо через полуостров по знаменитому 'зубовскому тракту', либо вдоль берега по бездорожью, где (будьте уверены!) никого, кроме оленей, не встретишь.
Долой сомнения. В путь по бездорожью!
По нехоженым тропам
Осень 1986 года. Солнечный погожий день. Мы с мурманским поэтом, писателем и краеведом Владимиром Смирновым прощаемся с замполитом пограничной заставы капитаном Юрием Корнюшенковым. Капитан здорово помог нам, подбросив до Эйны на УАЗике. Он предлагает:
- Что вы ноги бить будете? Я еду на маяк, подброшу вас до Цып-Наволока. В пути форельки подергаем.
- Да-да, - трясет бородой Смирнов, но не перестает укладывать свой походный рюкзак.
Я его понимаю. Вчера в Озерко мы немного побаловались спиртным, и топать по горам да перевалам четыре десятка километров теперь будет тяжеловато. Но отступать нельзя, иначе эта часть полуострова так и останется необследованной.
Юрий перевез нас через брод на реке Эйна. Последний раз попытался 'соблазнить' УАЗИКОМ, но не сумел и уехал, пожелав успеха. Мы с Владимиром двинулись к самой высокой на Рыбачьем горе, имеющей на карте отметку 299,5 м.
Дорога, что ведет от Эйны до губы Моче, ни под какое определение не подходит. Это что-то среднее между оленьей тропой и давним следом от вездехода.
Петляя по горным отрогам и болотам, тропа-след приводит нас к ручью и губе Моче. Путь нелегок. Владимир шутит:
- Знаешь, вместе с потом вышел и спирт. Давай перейдем на здоровый образ жизни и опустошим то, что у нас есть, только тогда, когда придем в Цып-Наволок.
Я согласно киваю головой, хотя знаю, что ни капли спиртного мы до конечной точки похода не донесем. И при этом вспоминаю кума Валерия Богданова, который по такому поводу говорил: 'Где ты видел, чтобы у собаки на шее колбаса висела?'.
Ручей Моче на вид невзрачный, но рыбный, в чем Смирнов тут же смог убедиться. В тот день, пройдя вдоль ручья до озера Моче, мы наловили килограммов десять кумжи и форели. Обследовали хорошо сохранившийся самолет типа 'спитфайер', нашли еще один, предположительно 'харрикейн'.
Вернувшись, принялись за тщательное обследование губы. Место оказалось очень интересным. Горный ручей здесь как бы рассекает гранит и не течет, а вырывается к Мотовскому заливу. Справа от него находятся большие песчаные наносы и лужайки, вдоль и поперек истоптанные оленями, а слева - скалистые сопки. А берег губы обрывистый, малопригодный для осушки поморских судов.
Губу и ручей называют по-разному: кто Моче, кто Моча. В переводе с финского 'Моччесь' значит 'красивый', и стоит позавидовать тому, кто первым так метко назвал эту местность. Из истории известно, что поселение на Моче возникло в 1890 году. По-видимому, этот пятачок земли много людей прокормить не мог, ибо в 1909 году в губе было зафиксировано только два двора. Предположительно там жили норвежцы, которые по каким-то причинам оставили насиженное место в 1926 году.
Тщательно обследовав губу, мы нашли места расположения построек, обломки домашней утвари, поржавевшие гвозди. Вот и все, что сохранило время.
Ночевать остались на берегу ручья и отлично отоспались под его говорок.
Утром, рассматривая карту, Смирнов рассуждал:
- Интересно, почему это мыс называется Монастырский? Название намекает, что он относился к владению Печенгского монастыря. А может, там постройки монастырские были? Опять же, обрати внимание, мыс Монастырский, а губа за ним Корабельная и три Корабельных ручья. Видно, подходящее для жизни место было. Неторопливо пробираемся по скалам к Монастырскому мысу. Со стороны берега Мотовский залив кажется тихим и невозмутимым.
- Не хватает поморских карбасов да яхт под парусами, - замечает Владимир.
Монастырский мыс и губа Корабельная выглядят так, будто только что сошли с картины талантливого художника. Среди скал, подкрашенных зеленью трав и сединой ягеля, золотым мазком смотрится песчаная береговая полоса. На пути то и дело встречаются каменные кладки, свидетельствующие о хозяйственной деятельности человека.
На прибрежной террасе стоят осиротевшие постройки. По рассказам рыбачинских старожилов в конце пятидесятых годов двадцатого столетия в губе был построен то ли маяк, то ли станция контроля за движением судов в Мотовском заливе. Вскоре после постройки выяснилось, что произошла ошибочка и объект никому не нужен. Финал: все побито, разграблено, захламлено. Смирнов вздыхает:
