Виктор кидает трубку.
— Куда хотите полететь?.. Сегодня исполняются мечты! Предлагайте… Хотите, на Гавайские острова? Или в Ниццу? Или в Таиланд… Куда угодно… Денег будет навалом, они дадут…
— В Париж, — говорит Зоя, — я всегда хочу в Париж.
— Заметано, — соглашается Виктор, — тебя высадим над Парижем, с парашютом… Еще куда?
— Приглашаю вас на праздник! — снова говорит Алексей. Его лицо светло, и то ли он не понимает, что происходит, то ли на самом деле полоумный. — Я люблю вас всех!.. Вы мои единственные!
— Вот это да! — изумляется Мать. — Они-то здесь причем? Это я, я!
— Вы все, — не соглашается Алексей. — Пойдемте со мной!
День, когда сбываются мечты. Он настал… Это все чувствуют. Хмельной какой-то день, но веселый, с примесью озноба от не уютности будущего.
Они идут в класс, радуясь чему-то, но — каждый сам по себе, отдельно. Дети, с воздушными шариками в руках, подпрыгивают от радости, но видно: их радость — пародия радости взрослых. Они так издеваются над ними.
— Через полчаса позвонят, — возбужденно, в предчувствии победы, говорит Виктор всем. — Будут называть меня на «вы»… Тогда и закажем все меню… Они нас всех в грош не ставят, задушили бы с удовольствием, стерли бы… но на них смотрят толпы. Называются — народ… Толпе нужны волки. И бедные овечки… И кое-какая справедливость…
— Я — овечка! — говорит Зоя. — Ребята, мы все овечки!.. Кроме него!.. Какой матерый волчище! Какие зубы!.. Какая серая шерсть!.. А какие… данные! Так и хочется забраться под него!.. — Зоя подходит к Виктору и начинает гладить его грудь. — Возьми меня, Волк… Хочешь, прямо здесь. Я не имею ничего против. Какие у тебя пугающие глаза… я дрожу… я хочу целовать твои ноги…
Она сползает по Виктору, пытается задрать штанину джинс и поцеловать ступню. Виктор в это время старается продолжать путь по коридору, но ему неудобно. Тогда он стряхивает с себя Зою. Она остается на полу.
— Алешкин праздник! — говорит возбужденно Виктор. — Посмотрим, что он приготовил нам?
— Ура!!! — кричат дети.
Остальные радостно заходят в класс, пропадая в его дверях.
— На тебе жемчужная корона… — говорит Зоя Виктору… — Дай мне почувствовать тебя… дай отпить твоей щедрости…
Он тоже пропадает в дверях. Тогда она встает — и идет за ними.
Класс. Разрисованный домик, порубленные цветы.
— Кто это сделал? — спрашивает Алексей. Но в его голосе нет ни удивления, ни огорчения. Лишь некое недоумение — от непонимания цели этих поступков.
Старуха /с веником и совком/ начинает подметать разбросанные огрызки цветов.
— Так всегда делают! — непримиримо говорит она. — Когда похороны кончаются и все уходят, появляются рабочие и рубят лопатами цветы… Чтобы воры не пришли и не собрали их… И не стали потом продавать их у метро.
— Кого это ты собралась хоронить! — грозно спрашивает Мать. — Ты в своем уме?
Но Старуха не обращает на Мать внимания, причем делает это нарочито, отворачиваясь от нее.
— Алексей Иванович, я сделала это из уважения к тебе… Чтобы их не продали, когда тебя не станет.
— Никакой он не Иванович, — кричит Мать, — у него вообще не отчества… Раз уж на то пошло… Не смей называть его так! Я не знаю, кто его отец. Нажралась как-то на вечеринке, проснулась утром, все болит, — и никого рядом. И трусы пропали… Никто не вызвался стать его отцом.
— Меня так зовут, — объясняет кому-то Алексей, — Алексей Иванович… Меня так зовут, только лишь… Можете называть меня другим именем. Я не против.
— И Бог меня наказал! — кричит Мать на Старуху. — Сыном! Я положила жизнь ради него!.. Карьеру!..
— Обними меня! — страстно говорит Матери Зоя. — Обними меня подруга… от тебя пахнет материнским молоком… Это так возбуждает!
— На белом самолете… из этой дерьмовой страны!.. — говорит Виктор. — Вот, оказывается, о чем я мечтал!.. Там все по-другому… где рабы — это рабы… а хозяева — это хозяева… Там лампочки в подъездах. И никто не полюет на пол… А кто не хочет, милости прошу… с парашютом… никого не заставляю…
Старуха кончает подметать цветы, высыпает обрывки в корзину. Все это смиренно, по привычке… Берет корзину, подходит к Матери и вываливает, то что намела туда, ей под ноги.
— На, подавись, делай с ними, что хочешь… Можешь продавать… сколько угодно.
— Ты уволена!.. — кричит Мать. — Старая дура!..
Но Старуха смеется, в глазах ее торжество. Она победила, или это только кажется ей, — но никто не знает об этом.
— Не нужно никуда улетать, — говорит Алексей. — Пойдемте со мной!
— Ура! — кричат дети.
— Не дури, — говорит Заказчица, что-то чувствуя. — У меня заказ на три зеркала… Я пообещала.
Но она спокойна, и видно: в любом случае, что бы не случилось, ничего не изменится в ней.
— Смотрите, — говорит Алексей и открывает дверь в свой домик. Дверь, это одна из его стен. Она отходит в сторону, и мы видим зеркальные стены, они немного тонированы, и какой-то туман присутствует в них, так что это, конечно, зеркало, но в то же время ясно, что зеркальные стены эти ничего не отражают.
— Войдем туда, — говорит Алексей. — И уйдем… Я знаю…
Все смотрят на возникшее пространство и замолкают. Все слушают теперь Алексея. Их молчание и любопытство похоже на то, что случилось, когда Мать дралась с Зоей.
— Виктор, — говорит Алексей. — Тебе не нужно будет больше бояться смерти… А тебе, Зоя, вдыхать свой белый порошок… Там у тебя, Мама, будет много детей, и у каждого будет отец… А у вас, — говорит он Старухе, — бесконечная жизнь… Это я постарался для вас всех… потому что я вас всех люблю.
— Я не пойду, — спокойно говорит Заказчица, — этого мне только не хватало.
— Там хорошо, — говорит Алексей. — Я — знаю… И не нужно ничего продавать… Но я понимаю вас, вы еще не завершили здесь своего дела.
— Давай, Алешка, сам, — бодро говорит Виктор. — Сделай такой эксперимент… А мы посмотрим, что получится.
— Я не вернусь, чтобы рассказать вам… не смогу.
— Вот и ладушки, может, это будет получше самолета… Только вот куда мы попадем, в какую страну?
Как ни странно, все присутствующие верят Алексею. Что-то произошло с ним такое, что все они верят ему… И боятся.
Они смотрят в туманные внутренние стены домика. И боятся. И видно: для них быть заложниками лучше, стрельба лучше, белый самолет лучше… Потому что — перед ними вход в иной мир, для них — страшный. И реальный.
Алексей снимает пиджак и оставляет его на рояле.
— Вот это мужик, молодец, — говорит Виктор и облизывает пересохшие губы.
— Я люблю вас всех, — говорит Алексей, — вы — единственные мои. Я больше никого не знаю… Я делаю это ради вас. Чтобы вы поверили мне.
Он входит в домик и закрывает за собой дверь.
Где-то далеко в коридоре начинает трезвонить телефон.
— Подождут, — отмахивается от звонка Виктор.
— Алеша, выходи, — громко говорит Мать. — Хватит… Лучше поиграй нам на скрипке… Ты давно не
