работаю тут, печатаю и кофе варю…
– Да не реви! Убили твою хозяйку другие люди, плохие, которых я ищу: ты мне, кстати, помогла, но больше о кассете никому ни слова! Если узнают – тебя тоже могут убить, оно тебе надо?
Марина энергично замотала головой, в ее глазах зажегся огонек надежды.
– Молодец. Про меня тоже никому не рассказывай, еще подумают что плохое…
– Не скажу ни слова, клянусь! – Она прижала сцепленные кулачки к груди. – Уже забыла про все!
– Хорошо. Иди работай, – Хабаров поднялся. – Что, кстати, за кассета?
Он тряхнул конвертом.
– От диктофона. Елена Генриховна… дня четыре тому назад дала, сказала сохранить. Больше и разговора не было, в сейфе лежала.
– Понятно.
Стас вышел из офиса, провожаемый двумя парами глаз: испуганными секретарши и заинтересованными администраторши.
– Куда? – Вовчик завел двигатель.
– В магазин бытовой техники. – Хабаров вытащил из конверта маленькую кассету. – Черт, все давно пользуются «флешками»!
– Старые диктофоны еще в ходу, купим без проблем.
«Хонда» ловко вписалась в транспортный поток.
Под вечер на дорогах появились пробки – конец дня! – закончена работа, люди спешат домой, к своему уютному микромирку, где нет места чужим бедам и чужому горю…
Стас ехал и думал, что держит в руках три грамма пластика, которые, возможно, оказались ценнее человеческой жизни… И еще думал, что конец света – не такая уж плохая идея: кому нужен мир, в котором такое возможно?
Глава 42
Диктофон купили в ближайшем магазине, продавец долго навязывал цифровой, с наворотами, с «именем»… Наконец, поняв, что «впарить» дороже не получится, с кислым лицом протянул «Sanyo», поздравив с удачной покупкой.
– Ненавижу продавцов! Десять раз сказал, что мне нужно, так нет: этот лучше, этот еще лучше… Баран! – Стас, садясь в машину, нервно закурил.
– Работа такая, – Вовчик улыбнулся. – Я как-то тоже пробовал.
– Ты?! Да от тебя бежать впору, даже средь бела дня! – Стас удивленно глядел на водителя.
– Это обидно, – Вовчик явно не обиделся. – Меня не взяли. Причина – не подходит квалификация. Ты бы видел, как менеджер боялся это сказать, даже меньше ростом, по-моему, стал.
Стас рассмеялся:
– Неудивительно. А чего в продавцы хотел податься?
– Себя искал, – Вовчик смотрел на дорогу. – После войны особого выбора не было, это сейчас полегче, а тогда… – он махнул рукой. – Вот и искал работу.
– Нашел? – Стас почувствовал, что разговор принимает более серьезную окраску: можно попытаться прощупать «коллегу» относительно своего будущего.
Водитель помолчал.
– Не думаю. Привык, наверное. Я ж и в ОМОНе послужил, и охранял, и… наоборот… А вообще по образованию я врач, – неожиданно закончил он.
– Врач?! Что в больницу не пошел работать? – Такого Хабаров не ожидал.
– Сначала рвался защищать любимую Родину, поехал… Там понял, что все – и наши, и враги – просто мясо, игрушки, которые кидают по доске неразделенного пока пирога. Приехал домой с уже сформированным взглядом на вещи – и без удивления понял, что тут идет та же война, только меньших масштабов. На вершине оказались сильные и злые, внизу – никому не нужный, забитый народ.
– И что?
– Я не хотел быть внизу, поэтому стал злым, – Вовчик пожал плечами. – Но никогда, ни при каких обстоятельствах я не обидел слабого, не отобрал кусок у голодного, не забирал последнее… Просто делал свою работу.
– Так ты оказался у Трофимова? – Стас внимательно слушал неожиданно разговорившегося водителя.
– Нет, у него позже… Приехали. – Стас увидел, что «Хонда» стоит на небольшой парковке, рядом с «Мерседесом» Трофимова. – Он тоже хочет послушать. Идем.
Но идти не понадобилось – Трофимов сам залез в «Хонду».
– Давай, включай, – потребовал, не здороваясь. – Времени совсем нет.
Стас достал кассету, вставил в диктофон, нажал «Play».
– Говорите! – Он сразу узнал Ленино повелительное приветствие.
– Елена Генриховна? Добрый день, – приятный мужской голос. – Не отвлекаю?
– Это не он! – Трофимов скрипнул зубами. – Мне звонили другие…
Хабаров поднял указательный палец.
– Кто это? – Котова удивилась.
– Не имеет значения, Елена Генриховна. У меня есть для вас предложение, от которого вы не сможете отказаться, – послышался легкий смешок.
– Вот как? – Самообладание ей не изменило. – Не боитесь получить такое же в ответ?
– Не особенно. Так вам интересно? – Голос не изменился: нервы звонившего тоже оказались «на уровне».
– Что ж, попробуй… те, – едко добавила она окончание.
– Ваш отец, Вейгнер Генрих Арнольдович, сидит по подозрению в крупной махинации; кстати, вполне справедливо сидит, но это к делу не относится. Так вот – если вы не согласитесь на сотрудничество, буквально завтра он будет удавлен собственным носком прямо в камере.
Лена хмыкнула:
– Да ты понимаешь, с кем говоришь… и о ком? Думаешь, я взяла и повелась на мутный «развод»: кинулась сотрудничать? Слушай, ты…
– Помолчите! – вежливо, но твердо прервал ее возмущенную тираду собеседник. – Девушкам не идут мужские слова. Я вполне понимаю, что отца вы не любите, – вы, Елена Генриховна, вообще не рождены для этого светлого чувства, – подумайте вот о чем: ваша фирма, весь накопленный с таким трудом капитал, вся недвижимость, машины… все, что у вас есть, записано на других людей. Завещания нет – вы, кстати, знаете, что ваш юрист, почтеннейший Морин, стал жертвой квартирного грабежа и, не дождавшись «Скорой», погиб от ножевых ранений? Нет?
Котова глубоко вздохнула.
– Думаю, не знаете… Так вот, смерть вашего отца лишит вас всего: переедете в ту квартиру, которую используете для отвлечения «мусоров», и будете поварихой в пельменной – такое, кажется, у вас образование? Как перспектива? Радует?
– Почему я должна поверить, что это не голые слова? Никаких доказательств не услышала! – Она взяла себя в руки.
– Без проблем. У вашей секретарши, Марины, письмо: в нем фото вашего отца в камере, мы даже сфотографировать его смогли…
Лена помолчала.
– Допустим, письмо есть. Что вы хотите? Деньги?
– Нет. Одна маленькая услуга – и вы забудете о нашем разговоре. Получите папашу… да и не нужен он нам, выйдет на свободу: можете заставить его переписать все на вас, а потом убрать – это уж ваше
