не задавая лишних вопросов. Ее шестнадцатилетний сын Абдель старался держаться так же радушно, но это ему удавалось с трудом. Хотя все же природное любопытство брало верх, да и хотелось пообщаться со своим российским ровесником. Говорили оба на английском, но уровень подготовки у каждого был разным. И если бы Антон и Виктор не вызвались быть переводчиками, общение выглядело бы весьма забавным.
Взрослые хохотали, наблюдая, как подростки пытаются рассказать что-то при помощи своего английского, с включением жестов, мимики и обрывков усвоенных русских или арабских слов и фраз. Некоторые сцены британская журналистка даже запечатлела на камеру. «Диалог культур, встреча цивилизаций», – пояснила она свой интерес. Однако куда больше ее интересовало другое. Сибил горела желанием сделать красочный репортаж о русских десантниках. Своих намерений она не скрывала и даже пробовала снимать Батяню и Вадима. Батяня сразу же потребовал прекратить съемки. Англичанка отключила камеру, но не теряла надежды уговорить десантников.
– Я бы хотела все-таки взять у вас интервью, – обратилась она к Лаврову.
– Нет. И это не обсуждается, – резко ответил тот.
– Обещаю, что материал будет смонтирован так, что никто не сможет узнать ваш голос и лицо. Современные технические средства это позволяют, – не растерялась журналистка.
– Ну, такое интервью вы можете состряпать едва ли не с кем угодно. Зачем вам я или мой напарник? – не сдавался майор.
– О чем вы говорите! Я – объективная журналистка, информацию не подтасовываю, фальсификациями материалов не занимаюсь. – Кеннет немного завелась, хотя старалась держаться в рамках, чтобы окончательно не отпугнуть от себя русских. – Вот и в вашем случае я рассчитывала отснять добротный материал, без всяких передергиваний и интерпретаций. Только голые факты и ваша личная точка зрения.
– Боюсь, что наша точка зрения не устроит ни вас, ни руководство вашего канала. Да и нам самим не пристало мелькать на экранах британского телевидения. Хорошенькая реклама тому, что должно оставаться под грифом «секретно», – ерничал Батяня, поглядывая на напарника. Тот молча кивал в знак согласия.
– Возможно, вы в чем-то правы, – стала юлить Сибил. – Только я не понимаю, почему вы не желаете быть в центре внимания. Вы же настоящие герои. И ваши погибшие товарищи тоже. Не каждая страна может похвастаться четверкой бойцов, способных выстоять перед хорошо подготовленным взводом войск специального назначения.
Журналистка на тот момент ничего не знала о группе лейтенанта Алана Трайпла. Еще после конференции, на которой адмирал Паркер выставил ее не совсем нормальной, Кеннет задумалась над всем произошедшим. Крутила и так и эдак. Местные жители говорили о ракетах со стороны моря, Паркер – о каддафистах. Предоставленные улики выглядели для нее неубедительно. Именно тогда она предположила, что настоящие вещественные доказательства были кем-то изъяты и уничтожены. Поразмышляв, англичанка пришла к выводу, что для осуществления подобной операции необходима довольно большая группа людей, не меньше взвода хорошо обученных спецназовцев. Именно это предположение она и озвучила для русских, словно непреложный факт, желая увидеть их реакцию. Батяня, услышав похвальбу в свой адрес и упоминание взвода противника, продолжал невозмутимо смотреть на журналистку, чем слегка сконфузил ее. Она перевела взгляд на Вадима и успела заметить вспыхнувшую искорку в его глазах.
– Расскажите об этом отряде, – продолжала настаивать она. – Если уж мне не хотите помочь, то помогите хотя бы объективному расследованию уничтожения поселка в районе Мисураты. Там ведь не все чисто. Наверняка был как-то задействован тот отряд, о котором вы говорите.
– Ни я, ни мой товарищ ни о каком отряде с вами не говорили и говорить не собираемся, – отрезал Батяня. – Ваши измышления, равно как и уловки, оставьте при себе. Думаете, вот они сидят, русские медведи, кочевряжатся, помогать не хотят, а мы просто не видим в этом смысла. От вас, журналистов, один только вред, даже если вы на редкость честные и объективные.
– Вы что, против свободы слова? – несколько театрально воскликнула Сибил.
– Нет. Мы против свободы журналистского безрассудства, – отпарировал Батяня. – Вы ведь такие, что вас хлебом не корми, но дай сделать сенсацию. Причем даже в ущерб героям ваших же репортажей. Ну, снимете вы интервью с нами, и что дальше?
– Мир узнает правду о здешних странных и страшных событиях! – воодушевленно проговорила журналистка.
– Мир узнает? – усмехаясь, переспросил майор и тут же добавил: – А вместе с миром обо всем узнают и злодеи, которые всю эту заваруху затеяли. Увидят и скажут: «Спасибо госпоже Кеннет за честность и объективность. Теперь мы знаем, где сидят эти русские десантники и дипломаты. Можно отправлять группу уничтожения». Разве не так?
– Так группа все-таки есть? – встрепенулась Сибил.
– Каких только групп здесь нет, – неожиданно встрял в разговор сын хозяйки дома.
– Ты что-то знаешь? – тут же зацепилась за его реплику англичанка.
– Я знаю, что у нас гражданская война, – тщательно подбирая слова, попытался выразить свои мысли юный ливиец Абдель. – Есть повстанцы. Есть войска Каддафи. Есть ополченцы самообороны. Есть каратели-наемники.
– Откуда ты об этом знаешь? – не унималась Сибил.
– Люди говорят. Каддафисты зверствуют, это все знают. Но наемники зверствуют еще больше. Каддафи хорошо заплатил им, разрешил делать все. Каддафисты разбомбят поселок, а каратели добивают выживших. Об этом все говорят. Я ненавижу Каддафи, ненавижу его солдат и наемников, ненавижу его политику, презираю строй, который он создал за годы своего долгого правления...
– Ничего себе! Да ты у нас, малый, настоящий ливийский оппозиционер! А мы и не ожидали такого в этом доме услышать, – не удержался от комментария изумленный Антон.
Говорил он на ливийском варианте арабского языка. Его прекрасно понял не только парень, но и его мать. Она обеспокоенно посмотрела на русских, британскую журналистку и сына. Ей явно не хотелось, чтобы все сказанное сыном вдруг оказалось за пределами дома и тем более в мировых телевизионных новостях.
– Не слушайте его. Он молодой и горячий, не понимает, где следует говорить, а где нужно молчать.
– Ну, почему же? – заговорила на арабском Сибил. – Пусть высказывает свою жизненную позицию. Это ведь и есть демократия. Настоящая демократия.
– Нам демократии с гвалтом не надо. Нам такой демократии надо, когда человек работает, получает хоть какую-то зарплату... – не согласилась ливийка.
– Интересная ситуация. Типичный пример борьбы поколений, – заметила журналистка, перейдя на английский, и вновь обратилась к Батяне: – А вот лично вы, господин Андрей, за кого болеете в ливийском конфликте?
– Как и в любом другом конфликте, я болею за мирных жителей, которые становятся заложниками ситуации, – решительно ответил тот. – Именно на их плечи ложится тяжкий груз войны. Именно они чаще всего страдают ото всех воюющих сторон. А вообще, я солдат, меня политика не интересует по определению. Я не за Каддафи и не за повстанцев, выступающих против него. Прежде всего я за своих соотечественников, попавших в сложную ситуацию в связи с военными действиями. Вот их я и должен спасти во что бы то ни стало. И не важно, от кого мне придется их спасать – хоть от каддафистов, хоть от повстанцев, хоть от черта лысого в зеленый горошек.
Ответ удивил и даже немного смутил Сибил.
– Это вы случайно не американцев имеете в виду?
– Я имею в виду любое воплощение зла, мешающее мне и моему товарищу выполнять задание по эвакуации наших соотечественников в Россию. Теперь понятно?
– Более или менее, – кивнула англичанка. – Но остается вопрос. Если бы я встала на вашем пути, вы бы и со мной поквитались?
– Только в том случае, если бы вы попытались это делать с оружием в руках. А так вы вполне подходите под категорию мирных жителей – правда, с некоторыми оговорками. Но это уже детали, –
