амбиции побоку, так что конфликт между нынешним Стражем и бывшим исключен. Это существа столь же самоотверженные, как лекари под дланью Тавше. Я-то все удивлялся, с чего он такой на голову загадочный, а оказалось, вот какое у него прошлое…
– Тогда почему ты называешь хорошего человека мерзавцем?
– Потому что он меня обманул, бессовестно и цинично. Незадолго до того, как я в прошлый раз умер. Его счастье, что богами и псами не поклялся… – Эдмар фыркнул. – Впрочем, в том мире подобные клятвы не в ходу.
– А в чем обманул?
– Ну, как тебе сказать… Хотелось бы мне выяснить, что здесь произошло после того, как я ушел. Это было так давно, что вряд ли кто-нибудь помнит. Та госпожа, с которой мы танцевали на празднике Доброго Урожая, могла бы, наверное, рассказать, но если б я тогда знал, о чем надо у нее спрашивать…
– Может, еще встретитесь, тогда и спросишь.
Зинта снова подумала, что он, по всей видимости, беспринципно морочит головы всем, кто потянулся с ним на эти раскопки, и ей в том числе, однако при этом разговаривает и улыбается, как ни в чем не бывало. Прирожденный лицедей. Сникнув, она скорбно поставила пустую чашку на подстилку.
– Выкинь эту муть из головы, – вкрадчиво попросил собеседник. – Как закончим, я постараюсь разобраться, почему они ушли, нарушив мое распоряжение, а пока не до того, не хочу отвлекать людей от полезного труда. Лучше подумай о том, как ты побываешь в моем мире… Тебе там понравится. Я ведь теперь могу открыть и Врата Хиалы, и Врата Перехода, и даже Врата Хаоса, если понадобится. Дома меня уже похоронили, и за прошлый раз, и за нынешний, то-то обрадуются, когда я вернусь… Или, скорее, не обрадуются.
– А ты веди себя по-доброжительски, тогда люди тебе от чистого сердца радоваться будут.
– Нечестно. Ты не скупишься на советы, а сама моим советам не следуешь. Мы тебе еще кавалера подыщем, чтобы у тебя наконец-то началась личная жизнь, а то красивая женщина без любовника – это просто-напросто неприлично.
– Ага, только этого мне нельзя. Я ведь замужем за Улгером Граско. Не стану же я, как легкомысленная зложительница, при живом муже любовника заводить.
– О, ты сама сформулировала суть проблемы:
– Да ты что! – ахнула Зинта, испугавшись, что брякнула то, чего совсем не хотела, честное слово, не хотела, даже в мыслях не держала. – Не трогай Улгера! Он живет неправильно, но в глубине души он хороший, просто у него так сложилось…
– Неужели ты до сих пор его любишь?
– Теперь уже нет. Но когда-то нам было вместе по-доброжительски хорошо, об этом забывать нельзя. Улгер был моим первым мужчиной…
– И единственным, – ядовито дополнил Эдмар.
– Да, единственным! И не такому, как ты, рассуждать об этом…
Она бы много чего ему наговорила, но тут до них долетели крики из карьера, и маг одним движением поднялся на ноги, отставив чашку. Лекарка тоже настороженно прислушалась: кое-какие ходовые фразы из сурийского и ларвезийского она уже усвоила и обычно с грехом пополам понимала сказанное.
Из-за кучи песка выскочил работник.
– Эдмар-нуба! – он возбужденно размахивал жилистыми смуглыми руками. – Идите сюда, камень нашли!
Они бросились к яме. Остальные, кто отдыхал, устремились туда же: какое ни на есть событие после череды однообразных дней, наполненных душной жарой, подгоняющими окриками и изнурительным страхом перед обитателями песчаных хором, караулящими добычу по ту сторону защитной черты.
Откопанный камень напоминал кусок колонны округлого сечения. Его покрывала черная корка, растрескавшаяся, как будто он побывал в огне. Кое-где сохранились фрагменты резьбы – прихотливый лиственный орнамент. На неровных срезах проступали грязновато-белесые пятна, и Зинта догадалась, что внутри он белый: мрамор, наверное, хотя снаружи выглядит как горелая головешка.
– Разве камни горят?
Она спросила шепотом, но стоявший рядом Эдмар услышал, несмотря на гомон столпившихся вокруг сурийцев.
– Когда уничтожали Марнейю, здесь горели даже камни. Это колонна из зала на первом этаже. Продолжайте работу!
Назавтра копать вглубь уже не пришлось, вместо этого расчищали от песка и обломков каменную площадку – или, скорее, пол, где мозаичный, а где вымощенный геометрической или фигурной плиткой. Мозаика тоже была почернелая, но местами проступали цветные пятнышки. Зинта, увлекшись, отскоблила диковинный лиловый цветок с золотой каймой и коричневую зубастую рыбу на синем фоне. Попадались бесформенные куски металла, в которых с трудом угадывалась расплавленная утварь.
Потом Эдмар объявил, что вот эта закопченная плита, ничем не отличающаяся от соседних, – крышка люка, под которой находится подвальная лестница. Здесь когда-то был рычаг в стенной нише, надо было на него нажать, чтобы вход открылся. Перед тем как работники принялись раскурочивать плиту, маг нейтрализовал охранные заклятия, благодаря которым, по его словам, те, кто захватил Марнейю, так и не смогли добраться до тайника.
С люком справились на следующий день, он как будто намертво прирос к месту. Наконец древний механизм, только благодаря чарам не рассыпавшийся в пыль за прорву минувших веков, со скрежетом сломался, и квадратную каменную плиту оттащили в сторону. После этого наниматель объявил, что работа закончена и пока все могут отдыхать.
Вниз он взял с собой Махур-нубу и Зинту, а Нохиш-нубе и Дирвену, которые тоже туда рвались, велел присматривать за сурийцами, чтобы никто больше не вздумал прогуляться за пределы круга.
– Вы обещали воду, Эдмар-нуба, – учтиво, но решительно, как и подобает почтенному человеку, пекущемуся о благе своих подчиненных, напомнил маг-полукровка. – Люди беспокоятся…
– Пусть готовят бурдюки, – бросил Эдмар, не оглянувшись. – Будет им вода.
По лестнице спустились при свете магических шаров, бросающих на стены праздничные отсветы. Внизу был широкий сводчатый коридор или, скорее, анфилада из нескольких помещений, соединенных арочными проемами. Ни следа копоти, стены облицованы восьмигранной полированной плиткой из сиреневого камня в синюю и черную крапинку. И ни одного светильника, да в них и нужды нет, если хозяин – маг. В одной из комнат у стен стояли две резные мраморные скамьи, покрытые обрывками чего-то истлевшего, готового рассыпаться в прах, в другой – глиняные сосуды с золотыми и серебряными монетами.
Боковое ответвление коридора уводило к двери, за которой находилось помещение с каменным колодцем. От троса и ведра давным-давно ничего не осталось, окислившийся позеленелый ворот потерял подвижность, но вода в колодце была.
Анфилада заканчивалась двустворчатой дверью, разрисованной мрачноватыми черно-фиолетовыми узорами, закрученными в спирали и выбрасывающими побеги с зубчатыми листьями. Будешь на них долго смотреть, и взгляд начнет блуждать, словно в лабиринте. Как объяснил Эдмар, в эту роспись, выполненную собственноручно, он вплел охранные чары, поэтому разглядывать ее не рекомендуется.
– Сейчас наберем воды и раздадим премию, чтобы народ порадовался, а потом я пойду туда, – он кивнул на узорчатую дверь. – Один. Проведу там примерно сутки.
Двое путников без верблюда посреди пустыни. Море желтых барханов под сверкающим голубым небом, кое-где заплатки скудной зелени. Палящее сурийское солнце. У восточного горизонта выткался из марева дворец прохладной сливочной белизны. Наваждение, мираж. Заманивают.
Не будь Суно магом, а Хеледика песчаной ведьмой, они бы сейчас не шагали в ту сторону, где находится город Зеат, а ползли все равно куда, путая действительность и бред. Или нет, даже не ползли бы. Их бы уже сожрали.
Стиги атаковали их на вторые сутки после того, как они сошли со старого торгового пути и повернули на опасный юго-восток, двигаясь по следу, оставленному караваном Эдмара.
Корзина для седока была теперь только одна, во второй лежали одеяла и плащи, провизия, баклаги с водой. Когда возникло тревожное ощущение волшебного присутствия, а потом из-за гребней, которые на
