фоне меркнущего неба окрасились в темно-рыжий оттенок верблюжьей шерсти, начали выпрыгивать костяные ящерицы, пешком брел Суно.
Один из стигов, угодив под брошенное Хеледикой заклятие, съежился в белесое насекомое, издающее сердитые сухие щелчки. Зубы другого, сиганувшего вперед, клацнули возле рукава Орвехта. Маг испепелил обнаглевшую тварь. Вслед за этим на него попытались наброситься сзади, и он крутанулся, словно в пируэте, взметнув песок и едва успев уклониться от противника, в которого тут же швырнул следующее заклятие.
Стиги были со всех сторон: белый хоровод безмолвно беснующихся скелетоподобных созданий размером с крупную собаку, у каждого по шесть пар лап, и когда они двигались, от мельтешения когтистых костяных конечностей рябило в глазах. Компания амуши держалась на почтительном расстоянии, подбадривая их улюлюканьем. Издали те напоминали старые огородные пугала, а их долговязые тени, растянутые по песку, гротескно ломались и кривлялись. Был с ними также скумон, похожий издали не то на большой темный куст, подстриженный в форме шара, не то на украшение для парадного подъезда или террасы. Если не знать, и не подумаешь, что это упырь, при близком контакте выпускающий розоватые хоботки с острыми, как иглы, зубами в маленьких жадных зевах. Те же самые это твари, что получили отпор в оазисе, или уже другие – не имело значения. Главное то, что их было слишком много.
В ноги и в бок верблюду вцепилось несколько стигов, он заревел и взбрыкнул. Хеледика, выпрыгнув из корзины, по-кошачьи приземлилась на четвереньки и перекатилась. Метнув веерное заклятие, маг сбил ринувшихся к ней стигов. Девушка стремглав бросилась к нему, ее длинные распущенные волосы лунно- песочного цвета напоминали отброшенное назад покрывало.
Спина к спине, как в прошлый раз. Готовясь нанести новый удар, Суно послал мыслевесть дежурному коллеге, который сейчас нес вахту в кабинете, в удобном кресле, с чашкой чая, за полторы тысячи шабов отсюда. «Нас снова атаковали». Следуя инструкциям, он добросовестно держал Ложу в курсе происходящего.
Почуяв кровь, скумон задрожал от возбуждения, сорвался с места и покатился вперед, набирая скорость. Орвехт поразил бы его очередным ударом, но пришлось перенаправить испепеляющую силу на стигов, которые кинулись в атаку все вместе, подбадривая друг друга клацаньем зубов.
Кровосос, в последний раз подскочив, словно громадный волосатый мяч, прилип к боку верблюда, который заревел еще тоскливей, чуя скорый конец, а потом неуклюже и шатко пустился бежать. Цепочка его следов пестрела кровавыми пятнами. Кроме похожего на бурое перекати-поле шара, на нем повисло с дюжину стигов, их длинные подвижные хвосты, состоящие из позвонков, напоминали нанизанные на шнурки костяные четки.
Суно и Хеледика держали оборону. Они были сильнее толпы олосохарского народца и уже приспособились действовать сообща. За волшебными существами водится обыкновение кичливо называть людей «смертными», однако сами они тоже умирают. Еще как умирают, если у тебя за плечами недурной опыт работы с боевыми заклинаниями и силы в достатке.
Поле боя осталось за людьми, но к тому времени, как их противники брызнули врассыпную, верблюд уже завалился на бок и затих: скумон вытягивает из своей жертвы кровь и прочие жизненные соки за две- три минуты. Отвалившийся сытый шар неспешно покатился за барханы, почти черный в предзакатном свете. Стиги рвали в клочья корзины, одеяла, мешок с продовольствием. Разлитая вода впитывалась в песок.
– Эй, маг! – заверещал высоким бесполым голосом один из амуши, так и не принявших участие в сражении. – Помнишь меня? Мы с тобой встретились на рынке в Сатибе, и ты скверно со мной обошелся, очень скверно! Поделом тебе, теперь подохнешь в пустыне! Я тебе сказал, не преследуй смертного, с которым двор царицы Лормы заключил договор! Поделом тебе, поделом, поделом!
Они растворились среди барханов, словно их тут и вовсе не было. Волшебный народец Олосохара даже следов на песке не оставляет. Верблюд лежал, вытянув шею, неподвижной обескровленной тушей. Впрочем, если бы он подавал признаки жизни, его оставалось бы разве что добить из соображений милосердия.
Вещи и припасы погибли, но по этому поводу Суно только усмехнулся: разве это потеря для мага его уровня? Все, что понадобится, он сможет извлечь из своей кладовой в резиденции Светлейшей Ложи, а коллеги, которым он пошлет мыслевесть, при необходимости кладовую пополнят. Хуже другое: сейчас придется повернуть назад и отправиться в ближайший город, чтобы купить там новых верховых животных, ибо не пешком же тащиться через пустыню на свидание с древним магом, чтоб его демоны Хиалы побрали! Гм, а если и вторая попытка добраться до Эдмара закончится аналогичным образом?
Суно удавить его хотелось. Теперь он вполне понимал Дирвена, вознамерившегося отметелить мерзавца в чайной. За такие игры надо бить смертным боем. Быть может, Эдмар мстит за Накопители, за пережитый страх, за то, что с ним могло бы произойти, – и потому чувствует себя правым? Или он после Лилейного омута повредился в уме? Разверзшаяся бездна прошлой памяти, ураганный вихрь образов, лиц, воспоминаний – все это, наверное, может свести человека с ума, даже будь он магом из магов.
Орвехт добыл себе из кладовки широкополую шляпу, а песчаная ведьма шла с непокрытой головой – ее защищали от солнечного удара длинные русалочьи волосы, в которых жила толика олосохарского волшебства. Жару и жажду она переносила куда лучше, чем обыкновенные девушки или даже обыкновенные ведьмы. Впрочем, от жажды страдать не приходилось: коллеги, получив донесение Суно о последнем происшествии, своевременно пополняли его магическую кладовку флягами с водой и чаем.
Ему настоятельно порекомендовали «поскорее решить текущие проблемы и приступить к выполнению своей миссии» – в лучших традициях светлейшей канцелярщины, но в то же время сообщили, что решение послать на переговоры одиночку было, очевидно, не самым правильным, и сейчас обсуждается вопрос о том, чтобы отправить для диалога с Эдмаром делегацию магов. Суно Орвехта покамест не отзывают, так что он должен продолжать попытки. Что ж, спасибо вам, коллеги.
– Забагда ярится, – озабоченно заметила Хеледика, глядя с прищуром на безмятежно-голубое небо на юге.
– То есть? – уточнил Суно.
– Я чувствую… Мне кажется… Боюсь, на днях будет буря. Наше племя всегда это чувствует.
«Я-то думал, что дела у нас нынче плохи… Да они у нас в настоящий момент обстоят великолепно – ровно до тех пор, пока Пес Южного Ветра не начнет носиться над пустыней с бешеным воем, вздымая волны песка и закручивая смерчи до небес. Когда на нас обрушится Ярость Забагды, тогда мы узнаем, что такое «плохо» по-настоящему!»
– И что ваше племя делает во время песчаных бурь?
– Прячется по домам.
– А если кого-то непогода застигнет в пустыне?
– Тогда остается только просить Забагду о милости, но когда на Великого Южного Пса нападает ярость, он ничего не слышит. Еще можно молиться о помощи богам и нашему предку-прародителю.
Хеледика смотрела на спутника испуганно и серьезно, совсем как когда-то в Мезре.
– Давай-ка прибавим ходу. Буря еще не началась, ты сама сказала – на днях. Не сегодня, верно? Незачем сдаваться раньше времени. Может, и успеем куда-нибудь добраться. Скажи-ка, что у песчаных ведьм за предок-прародитель?
Об этом у Светлейшей Ложи никаких сведений не было.
– У нас говорят, жил когда-то в далеком прошлом маг, который любил песчанниц. И они его тоже любили, поэтому не пили у него кровь, как у других мужчин, которых к себе заманивали. Это был могущественный маг, песчанницам он оказался не по зубам, и у них от него рождались дочери, которые стали первыми песчаными ведьмами – они по отцовской линии принадлежали к человеческому роду, но унаследовали от матерей волшебство. Предка-прародителя у нас почитают и зовут на помощь, если какая- нибудь беда.
– И он помогает? – заинтересовался Суно.
– Я не слышала о том, чтобы он хоть раз кому-то помог. Но его все равно зовут, так принято.
«Ясно… Значит, на предка рассчитывать не приходится. Да он, скорее всего, уже которую жизнь подряд прозябает в Накопителе: песчанницы не могли с ним справиться, а объединившиеся в рой маги-упыри – это сила не в пример серьезней…»
Он привычно себя оборвал: не увлекаться этакими мыслями, сие до добра не доводит. С другой стороны, размышления, пусть даже крамольные, помогали отвлечься от жары и заливающего желто-голубую даль
