Деревню покинули спустя час. Раненых (их было двое, один из них Андрей) погрузили в сани.
Как и обещал, воевода разделил отряд на две части. Одна, с ним во главе, сопровождала туристов (скорее, даже конвоировала), двигалась налегке и покинула деревню еще до рассвета. Другая, меньшая его часть, должна была сопровождать деревенских. Когда Андрей покидал деревню, сборы второго отряда также подходили к концу, и он вот-вот должен был выдвинуться.
Своих погибших брать не стали. Их сложили в стоящем на отшибе сарае, а потом, несмотря на ворчание старосты, подожгли.
В надежде после возвращения передать тела родственникам, погибших туристов сжигать не стали, их сложили в стороне от деревни и засыпали снегом. Местным, чтоб не изводили вопросами, сказали, что вера погибших запрещает сжигание тел.
Измотанный бурными событиями последних двух дней и полученной раной, Андрей уснул почти сразу, как оказался в санях.
Проснулся парень ближе к полудню, если судить по положению солнца.
День был солнечный и морозный. Дорога пролегала вдоль заснеженных полей и лишь изредка вдоль их пути попадались белые от снега деревья. Сани с Андреем шли в середине колонны, остальные члены отряда двигались верхом. Рядом с санями, ворча, ерзая и ругаясь себе под нос, на коне одного из погибших дружинников ехал Сашка. Впрочем, употреблять слово «ехал» в отношении Сашки язык прямо-таки не поворачивался. Полное отсутствие грации выдавало в нем никакого наездника.
— Задница не болит от такой езды? — улыбаясь, поинтересовался Андрей.
— А, проснулся? После событий последних дней список того, что не болит, весьма короткий, и теперь, после езды на этой кобыле, задница в нем не значится. Сам-то как?
Андрей шевельнул рукой и зашипел, когда острая боль пронзила плечо.
— Плечо болит! — морщась, ответил Андрей.
— Удивляюсь, как мы с тобой вообще выжили? Мы явно переоценили возможности своего оружия. Но в целом твой план пока работает.
— Судя по этому почетному эскорту, переоцениваем возможности нашего оружия не только мы, — проговорил Андрей, кивком головы указывая на воеводу.
Видимо, он также по достоинству оценил оружие двадцатого века (блуждания воеводы среди погибших татарских воинов не укрылись от Андрея). Оценил и, видимо, решил с помощью этого оружия остановить нашествие. Тот факт, что у них пока не попытались отобрать оружие, ничего не значит. Это говорит только о том, что предки пока не понимают принцип его работы и непременно попытаются заполучить, когда смекнут, что к чему. С этим нужно что-то решать.
Приближающийся стук копыт с противоположной стороны саней заставил Андрея повернуть голову.
— Доброе утро, Андрей, как вы себя чувствуете?
Ксюша была хороша. За то время, пока Андрей ее не видел, девушка успела переодеться, смыть лагерную грязь и сейчас, как и перед отправкой в тур, стала очень привлекательной. Правда, тулупчик, предоставленный деревенскими и надетый на нее сейчас, был немного широковат, явно с мужского плеча (все деревенские женщины, как и большинство мужчин, значительно уступали ей в росте), но абсолютно ее не портил. На лошади, в отличие от Сашки, девушка сидела как влитая. Кстати, винтовка Андрея была тут же, висела за спиной у девушки.
— Ксюша, пережив такого рода события, чужие люди становятся друг другу ближе родни, а ты мне все так же «выкаешь».
Девушка улыбнулась и исправилась:
— А ты все так же ерничаешь. Как себя чувствуешь?
— Плечо болит, в остальном все очень даже комфортно! С удовольствием провел бы в этих санях оставшуюся часть тура, если бы при этом, конечно, меня никто не пытался убить.
«И лучше в твоей компании», — но эта мысль, конечно, не предназначалась для женских ушей.
Девушка подтянула к себе какую-то авоську, видимо, также позаимствованную у деревенских, покопавшись, нашла в ней что-то, а затем, перегнувшись в седле, дала Андрею две таблетки.
— Съешь, это антибиотики и обезболивающее! — прокомментировала девушка.
— Терзают Русь, поганые! — проговорил Сашка, указывая рукой на восток.
С той стороны безоблачное небо было испачкано кляксами множества дымных столбов, поднимающихся от горящих деревень. Русских деревень.
7
«Слишком медленно, — подумал Устах о деревенских, — слишком медленно собирались, теперь слишком медленно двигаемся».
Несмотря на запрет воеводы, крестьяне готовы были грузить в сани собственные избы. Когда один из них попытался привязать к саням корову, Устах, оставленный воеводой старшим над двумя оставшимися десятками, не выдержал. Он сгреб в охапку старосту и прорычал, что у деревенских остался косой час, после чего отряд уходит. И кто не успеет, будет добираться сам.
Это помогло. И они действительно двинулись почти в указанное время, задержавшись лишь для того, чтобы под причитание и вой крестьян избавиться от всякого крупногабаритного скарба.
Устах окинул взором колонну. Шесть саней, груженных бабами и детьми, шли в середине, по бокам, прикрывая их, двигались два десятка княжьих гридней. Деревенские мужики шли замыкающими, вооруженные кто вилами, кто топором. Вояки! Встретимся с монголами — их мигом побьют стрелами. Без доспехов они даже приблизиться к поганым не успеют. Нет, с таким отрядом с татарами лучше не пересекаться.
Как назло, последние несколько часов их путь пролегал по открытой местности. Во все стороны — насколько хватает глаз — засыпанные снегом поля и лишь восточней лес подступает к дороге не больше чем на милю. Устаху было сорок три года, солидный возраст для гридня. Учитывая специфику профессии, до таких лет доживали немногие. За годы, проведенные в походах и сражениях, Устах запомнил одну очень простую истину: воюя с кочевниками, избегай открытой местности.
Впереди возникли две черные точки и начали быстро приближаться. Спустя какое-то время стало понятно, что это передовой дозор из двух воинов, отправленный Устахом вперед. Старший из двоих, поравнявшись с десятником, проговорил:
— Татары, Устах, не меньше сотни! Идут нам навстречу. Будут минут через десять.
— Принесла нелегкая… — прошептал десятник и уже громко рявкнул: — Кузьмич, давай сюда! — Когда староста оказался рядом, десятник заговорил: — Татары, Кузьмич, большой отряд, не отобьемся. Бери своих, и в лес бегите, мы постараемся их задержать. Бог даст, схоронитесь.
— Девок с детьми отправлю, а мы с мужиками вам подсобим.
— Все уходите, не будет от вас толку, без брони вы. Побьют стрелами издали и все. По-пустому погибнете.
— А ты, Устах, сделай так, чтоб не побили. Для нас наши семьи это не пустое. Глядишь, все вместе и удержим их достаточно долго, чтоб бабам хватило времени в лесу попрятаться, — проговорил упрямый старик.
Устах поглядел на Кузьмича с удивлением.
— Хорошо! Тогда шанс у вас один: пока они с нами рубиться будут, не до луков им будет. За это время вы должны успеть добежать. Глядишь, хоть кого-то из поганых с собой прихватите. Если не успеете и нас порубят раньше, то и вас стрелами побьют. Сейчас мои парни станут цепью, ты своих мужиков и сани за наши спины прячь. Пусть татары до поры до времени не знают, сколько нас.
— Добро! Пойду своих соберу да баб отправлю.
Боялся ли Устах умирать? Пожалуй, нет, слишком часто за свою длинную жизнь ему приходилось встречаться со смертью. Но в этот раз уж, пожалуй, действительно все. А вот деревенские его удивили. Чаще всего люди предпочитают отсиживаться за чужими спинами, а эти остались.
