чего-либо лучшего у себя. Рабочие не стесняются отдавать в стирку белье и комбинезоны.
— А где берут материал для ремонта? — поинтересовался Иван Григорьев.
Михаил улыбнулся и ответил: — Материалом для ремонта служит все, что плохо лежит на заводе. Ремесло преследуется со стороны охраны. Виновников строго наказывают и отбирают инструмент, лишают пайки. Определенной цены на изделия нет, продают, кто как сумеет, так военнопленные поддерживают себя материально. Но самая обеспеченная группа в лагере — картежники. Они редко ходят на работу, нанимая за себя людей из других смен.
Лицо Леонида приняло мрачное выражение, и он с грустью сказал: — С появлением денег появилась зависимость людей от тех, кто обладает ими.
— Старшина лагеря Гаврилов, Смен Баранов, палач Максимов, Данилов составляют ядро «магнатов» лагеря. Максимов, обладая не одной сотней марок, не бросил своего ремесла. Все также ходит с двумя котелками на кухню за свою гнусную работу.
- Я перебью тебя, Михаил, — сказал Леонид, — а где старый старшина лагеря? Если мне не изменяет память — Алексеев.
— Он был лучшим другом Николая Гаврилова, — добавил Иван.
— Справедливый был человек, — сказал Шаров, — Кто-то донес, что он знает место, где закопан бензин при отступлении наших частей. Его вызвали на допрос. Он категорически отрицал. В одно прекрасное утро его вместе с Гавриловым увезли неизвестно куда. Воротился через месяц. Здорового и жизнерадостного Алексеева узнать было нельзя. Вскоре он умер. Так выдвинулся в старшины Николай Гаврилов.
— Выдал Алексеева Гаврилов? — спросил Иван.
— Сейчас трудно судить об этом. Вернемся на родину — разберемся….
— Немцы идут! — крикнули с верхних нар.
Мигом все стихло; перестали стучать молотки и визжать пилы; картежники, как ни в чем ни бывало, сидят по-прежнему за столом и играют в домино.
— Первый раз появились в лагере немцы, — объяснил Шаров.
Они делают повальный обыск. Заглядывают в котелки, тщательно проверяют содержимое всех банок. Финны в роли наблюдателей — услужливо показывают все места, где можно что- либо спрятать, а фрицы, не понимая насмешки, лезут. Грязные, в пыли, как кочегары, недоумевая, удаляются из барака.
С этого дня финская собака «Нора» нашла свое место на цепи и больше не тревожила пленных.
— Объясни причину, Михаил, что искали немцы? — попросил Леонид.
— Подробностей не знаю, но вечером видел — шкура собаки валялась в уборной.
— Мы возвращались с работы, и нас догнал немец с розыскной собакой. Весело прыгая, то перегоняя строй, то снова возвращаясь к хозяину, собака долгое время следовала за нами. Охранник в шутку предложил русским поймать ее, рассчитывая, что ни один военнопленный не решится голыми руками схватить злую собаку: не6мецкая розыскная собака была известна во всей Петсамской области. Первое время солдат не беспокоился, а когда мы свернули в зону (ему путь предстоял дальше) они долго стоял, насвистывая. Ожидания оказались напрасными. Гаврила Быков на ходу схватил ее и задушил. Солдат не обнаружил собаки дома, понял, но уже было поздно … Товарищи в бане веселятся! — пояснил Леониду незнакомый пленный.
Выключили свет. Все легли спать. Только Леонид с Шаровым продолжали разговор. Михаил ушел в свой барак утром, когда Леониду надо было идти на работу.
22. Гибель товарища
Завод еще не работал. Шахта ежедневно поставляла сотни тонн высококачественной руды с большим процентом содержания никеля. Встречался и самородный никель. Руду сгружали во дворе завода. Территория завода со всеми пристройками огорожена сеточным заграждением. Вдоль каждой стороны беспрерывно патрулируют немецкие солдаты. Вход на территорию завода строго по пропускам. Немецкий часовой у ворот тщательно проверяет все выходящие и входящие машины. Начиная от вахты, стоят указатели местонахождения бомбоубежища. С северо-восточной стороны завода узкоколейная железная дорога, которая пересекает территорию завода в нескольких местах, уходит в туннель — вход в шахту. Около раздевалки шахтеров на фанере большими буквами написано: «Безопасно от бомб в шахте на расстоянии 200 метров от входа».
Леонид с бригадой вышел на погрузку руды. Не только финны, и русские с сожалением смотрят, как драгоценная руда уплывает на немецких и шведских машинах. Везут в норвежский порт Киркенес, погружают на пароходы и отправляют в Германию.
Каждый раз, когда в направлении Киркенеса слышится бомбежка, финны облегченно вздыхают:
— Русские самолеты отправили на дно моря наш никель!
На вывоз руды за границу каждый смотрит по-своему: финны — как покушение на их драгоценность; русские — как на оружие возможного уничтожения своих товарищей на фронте.
Помешать немцам никто не может: война приняла ожесточенный характер. Вскоре немцы, как хозяева, отказали шведам в поставке никеля. В лице шведов военнопленные потеряли хороших покупателей своих изделий.
Для Леонида первый день на работе прошел незаметно. Когда русские собирались домой, подошла машина и стала под погрузку. Из нее вылез пьяный шофер, и приятельски поздоровался с охраной и подал руку Ивану Тульскому. У них завязалась беседа, и шофер с откровенностью рассказывал, что едва унес ноги от бомбежки в порту, а пароход пошел на дно, — смеялся и был доволен.
Шофер Порвари, красивый малый, но горький пьяница — единственный финн, который работал на своей машине, помогая немцам перевозить финский никель в Киркенес. Он предусмотрителен, но не скуп. Его машина застрахована у немцев, шведов и финнов. Для него не существует родины: на фронт идти не хочет, откупился. Четыреста семьдесят пять тысяч марок хранятся в шведском банке, делают его независимым от своей родины и своего народа.
На каждый тревожный слух реагирует болезненно и не скрывает, что при первом появлении русских убежит в Швецию. Делая услугу немцам, он всей душой ненавидит их. Стоит ему увидеть на дороге немца с поднятой рукой, вместо того, чтобы остановить машину, он с ревом сирены проноситься мимо него, стараясь, во что бы то ни стало задеть бортом кузова и сшибить в канаву. Порвари, как немцы, не стоит долгие часы в очереди под погрузкой. Чувствует себя хозяином положения, бросает русским куски хлеба и приказывает грузить, но уезжает всегда последним, нагулявшись и выспавшись в поселке. В победе русских не сомневался, и в беседе говорил одни и те же слова и для русских, и для финнов, и для немцев: «Сталин — великий полководец, он громил немцев и финнов во время русской революции, Гитлер — капрал, а Маннергейм — выживший из ума старик!»
Другого за эти слова давно бы угнали на каторгу, но деньги делают все: перед ним преклоняются.
Пока грузили машину, Порвари интересовался новыми военнопленными в бригаде: кто они, где работали, где находится жена, дети и родные?
— Товарищ! — обратился Тульский к шоферу — русский хорошо знает машину, — и показал на Солдатова. Порвари довольно улыбнулся и предложил Николаю прокатиться. Леониду странным показалось, что охрана не протестовала. Машина нагружена; Порвари уехал; пленные построились и пошли в барак.
Леониду с первого взгляда не понравился Тульский. Не привлекательная наружность, слишком большая голова, раскосые серые глаза, а главное — болтливость отталкивали друзей от него. Тульский был чересчур откровенен и с первой встречи заявил Леониду, что имеет группу, занимающуюся вредительством. После возвращения с работы Леонид разыскал Шарова. Переговорив с Тульским, они решили ночью в столовой собрать всех членов группы.
Вечером около дверей столовой Сашка — инвалид рубил дрова и, заметив подходящих
