— Эх, Николай, стукнуть бы ее на мосту, и капут ей!
Солдатов растерянно взглянул на Тульского и перевел взор на Леонида, тот одобрительно кивнул в знак согласия с Иваном.
«Погибнуть самому, — мелькнула мысль, — Не все ли равно!»- подсказал внутренний голос, и он рванул стартер. Дальше ничего не помнил. Очнулся, перед ним были свои люди, — в канаве, на боку лежал форд. Под провалившимся настилом моста валялся немецкий «Vomar».
Появился Порвари и остановился возле толпы любопытных. Он не жалел машину: стоимость получит, но интересовался происшедшим. Толком объяснить ему не могли.
— Мита?[2] — задает вопрос немцу Порвари.
— Вас?[3] — спрашивает его немец.
— Вас? — передразнивает немца финн и бьет кулаком в лицо. Не ожидавший удара, немец кубарем катится в канаву.
— Не того! — весело смеются финны и русские, каждый объясняет на своем языке. — Кого надо, унесли вперед ногами…
— Ничего! Все равно! — махнул ругой Порвари и зашагал в контору получать деньги за разбитую машину, весело насвистывая, довольный тем, что в контракте не указано, от каких причин может пострадать машина.
Судьба немца-шофера неизвестна; Солдатов отделался легкими ушибами. Никто, кроме переводчика Иванова, этому событию не придал значения. Через три дня был восстановлен мост, и началась нормальная работа. Через несколько дней после аварии Иванов бросился под мотовоз. Одним паразитом стало меньше. Леониду удалось выяснить: причиной смерти Иванова был Тульский. Об этом ему он вначале не сказал, так как был занят.
— Заманчивая цель — электростанция, но доступ в нее военнопленным закрыт — рассуждал Маевский, сидя с Шаровым на бревнах около столовой.
— На заводе многолюдно; нет подходящей обстановки. Тульский нетерпелив и жаждет работы и действия. Действует активно, но не осторожно, нарушая запрет, вербует самостоятельно новых членов, не заботясь о конспирации и боевых качествах. В данный момент важнее иметь меньше членов группы, но зато проверенных и опытных. Придет время за нами пойдут остальные сами.
За Тульским надо следить и направлять его действия в правильное русло. Но как быть? С каждым днем военнопленные все настойчивее стали требовать указаний, и никто не хочет ждать: все горят рвением мстить врагу! Если не удовлетворить их просьбу, они могут пойти по пути Тульского…
Маевский тяжело вздохнул и замолчал. Шаров внимательно слушал, наблюдая за дровоколом — инвалидом, который усиленно стучал кувалдой по топору, стараясь расколоть толстую чурку. Шарову больше всех надоело сидеть около кухонных котлов без дела и в отрыве от настоящей работы, но, получив раз жесткий отпор Маевского за попытку перейти в линейную бригаду, спрашивать больше не решался. Нервное состояние Маевского ему было хорошо понятно. Несмотря на все имеющиеся у Тульского недостатки, Леонид считал его одним из лучших и смелых членов группы сопротивления, на которого он мог с полной уверенностью положиться, и боялся потерять его преждевременно. Более всего он боялся, что кто-нибудь из товарищей последует его боевому духу и провалится. Тульский был надежен, а другой — сможет ли выдержать пытку и не купит ли свою жизнь смертью других.
Чтобы отвлечь Маевского от внезапно нахлынувших мыслей, Шаров принялся рассказывать о первых действиях переводчика Пуранковского среди охраны. Маевский вздрогнул и побледнел и стал озираться по сторонам, чтобы убедиться, не слышал ли кто произнесенные Шаровым слова. Когда перед Маевским неожиданно выросла неуклюжая фигура Тульского, он попросил Шарова: — Михаил, никогда больше не упоминай фамилии переводчика! Его мы обязаны беречь дороже жизни! — затем крикнул: — Тульский!
— Моя фамилия не Тульский, я родом из Тулы, — сказал Иван, присаживаясь рядом.
— Мы в плену — люди без имени! Когда я был в Янискосках, меня называли Лешка — моряк. Прожил я там несколько месяцев — меня назначили на этап. И когда зачитали мою фамилию, добрая половина барака уверяла, что такого нет.
— Охотно верю! — воскликнул Сашка-инвалид, отрываясь от своего занятия. — Я уверен в том, что никто из вас не знает моей настоящей фамилии и имени. А она у меня знаменитая!
— Положим фамилии твоей я действительно не знаю, — сказал Маевский, — но зовут тебя Александром.
— Нет! Зовут меня Богдан! А фамилия — Хмельницкий!
Шаров прыснул от смеха, не мог удержаться и Маевский потому, что между Богданом и Александром не существовало никакой связи.
— А получилось это так: после госпиталя я был в Оулу. Работал на финской кухне в той же должности, что и сейчас — то есть, дровоколом. И вот охрана вместо Богдана называла меня болваном. — Инвалид от негодования развел руками — Ну, думаю, какой я болван, Богдан — горный техник! Правда многие из солдат не понимали разницы между Богданом и болваном, а другие злоупотребляли. Я не стал откликаться им и так стал Александром.
— Это нас должно меньше всего интересовать: я знаю то, что как бы нас не называли враги, мы должны оставаться солдатами родины.
— Так и должно быть, а не как иначе! — воскликнул Иван.
— Будет время Иван, — заговорил вновь Леонид, — когда мы будем с отвращением вспоминать черные дни плена, а сегодня поручаю вам разработать план уничтожения бензинохранилища, предназначенного для шахты. Учтите возможность проникновения на электростанцию — специалист электрик у нас есть.
На следующий день вечером в столовой Иван Тульский докладывал свой план: — Около входа в шахту огорожена небольшая площадь, где хранится бензин и масло. Масло идет для смазки машин. Пленные с помощью подставной лестницы проникают за проволоку и берут масло, употребляя в пищу. Напротив бензинохранилища продуктовый склад. Через заранее выломанную доску я проникал в него. Склад служил нам объектом пополнения продуктами, но теперь должен послужить местом вспышки пожара, а когда возникнет паника, кто-нибудь должен поджечь бочки с маслом. От масла загорится бензин, приближаться к бензинохранилищу будет опасно, поэтому все усилия будут направлены на тушение склада, чтобы не дать огню распространиться на заводские постройки. В это время возможно проникнуть на электростанцию.
— План вполне реален, — сказал Леонид. — Тульскому поручается склад, так как он знает потайной вход. В помощь человека он выберет по своему усмотрению. Товарищ Филин займется бензинохранилищем. Электростанция — Громову!
Электростанция охраняется немцами и проникнуть в нее очень трудно. Выйти этим же путем нельзя. Возможность остается только через крышу или подземным ходом. Задача очень трудная и опасная, учтите это Громов, и напрасно не рискуйте жизнью.
— Но не труднее, чем белить в Янискосках электростанцию! — сказал весело Громов. Шаров засмеялся, но Громов уже серьезным голосом продолжал: — Если я доберусь, то мигом наделаю дел! Двадцать лет я работал на электростанции и имею достаточный практический опыт.
— Я думаю, — продолжал Леонид, — для успешного выполнения поставленной задачи необходимо привлечь Владимира Пуранковского. Каково твое мнение, Михаил?
— Он дал согласие помогать во всем, но конкретно о таких мероприятиях я с ним не говорил, поэтому сказать утвердительно затрудняюсь, — ответил Шаров.
— Мероприятие очень серьезное, поэтому вмешивать финна, который еще не совсем проверен нельзя, — сказал Тульский.
Громов решительно запротестовал. Его поддержал Филин.
— Если он согласится, то окажет нам неоценимую услугу. Не лучше ли обождать и выяснить поведение переводчика! — настаивал на своем Маевский.
— Леонид, ждать нельзя! — возразил Тульский. — Сегодня мы работаем на заводе, завтра пошлют на другое место.
Возражение Тульского было основательным, и с ними нельзя было не согласиться, поэтому Леонид сказал: — В этом ты прав. Значит, решено, Пуранковскому не сообщать.
