ругал себя за необдуманный шаг, так как понял, что мастер давно следил за ним.
«Обвинить человека в преступлении, не проверив фактов, не позволяет совесть. Чувства подсказывают — он виновен в аварии, а доказательств нет: одних убеждений еще мало» — рассуждал швед.
Из-за поворота выскочил мотовоз Якобсона. Мастер вспомнил, что Якобсон давно просился в отпуск. От внезапной мысли швед ударил себя по голове рукой и замахал лампою. Мотовоз остановился.
— Завтра вы идете в отпуск! — крикнул мастер и пошел своим путем. Машинисту больше нечего не надо. Если бы ему сказали: «- Вы уволены, Якобсон!» — он не стал бы спрашивать почему и за что (так ведется в Финляндии), забрал бы свои немногочисленные пожитки и пошел по Суоми искать работу: жаловаться некому и бесполезно.
В следующую смену Леонид заводил мотовоз. Мастер писал в дневнике: «Если русский будет вывозить меньше руды, чем Якобсон, то один факт есть. Главное, русский будет лишен возможности свободного передвижения по шахте, и частые неполадки должны уменьшиться, а если они не сократятся — значит, существует организация».
Как обстоит дело в других сменах, мастер не знал. Спросить стеснялся. «Если русский действительно занимается вредительством, то должен непременно обрушиться на паровозное хозяйство шахты. Оно составляет жизненную силу шахты. Пока он на нем работает, уничтожить не решится». Предположения мастера были правильные. Леонид давно мечтал вывести из строя мотовозы, но не мог выбрать удобного случая. В настоящий момент уничтожить мотовоз нельзя, даже неумышленный вывод из строя вызовет подозрение, и вина будет доказана, так считал Леонид, в чем была его ошибка.
Маленький мотовоз работал безотказно и проносился, как метеор, из одного конца шахты в другой. Леонид внимательно следил за ним и принял все меры предосторожности. Мастер остался доволен. Неполадки в шахте не уменьшились; швед сделал заключение — русский не одинок.
«Мне осталось только одно — поймать русского на месте преступления и в моих мемуарах появиться новая глава».
Через две недели на работу вышел Якобсон. В первый день, когда он начал загружать вагонетки рудой, зашиб ногу. На место его стал другой. Когда Громов, Быков и Солдатов встретились в кузнице, Леонид сказал:
— Пора взяться за мотовозы: подземный транспорт является одним из узких звеньев в шахте и наиболее уязвимым. Вывод из строя их будет иметь решающее значение в нашей работе и наиболее ощутимо даст знать нашим врагам. В первую очередь подлежит уничтожению мотовоз третьего этажа, на котором, не считая поверхностных работ, дается 99 процентов всей добычи. Но главное заключается не в том, чтобы уничтожить мотовоз: другой могут доставить быстро, а в том, что вместе с выводом из строя мотовоза лишить финнов возможности скорой доставки другого.
Обстоятельства сложились как нельзя лучше. Задремавший финн затянул люльку горизонтального подъемника на крышу, к самому блоку и оборвал канат. Остался вертикальный. Значит необходимо уничтожить клеть вертикального подъемника. Но как? Мы с Шаровым пришли к такому убеждению. Гаврила подаст сигнал подъема вверх, делая вид, что кто-то сел в клеть и поднимается. Громов тем временем спустится по восемнадцатому забою на третий этаж и включит мотовоз на полный ход. Товарищи, возвращаясь с обеда, переведут все стрелки так, чтобы он не пошел в тупик, а двигался к вертикальному стволу. При своем падении он разрушит направляющие рельсы, между которыми скользит клеть. Восстановить их быстро не удастся. Мы тем временем займем финнов в мастерской и вызовем на спор.
— Неплохо придумано! — Воскликнул Громов. — Но мне кажется, что подозрение падет именно на нас — пленных второго этажа. Финны знают, что мы иногда спускаемся со второго этажа на третий не по лестнице наклонного ствола, а прямо по забою.
— Это не секрет! — перебил Громова Быков. — Мастер предупреждал, что собственноручно высечет пленного, если узнает о нарушении им правил безопасности.
— Пусть не сложится у вас мнение, что Громов струсил, я только хотел предложить, чтобы остальные товарищи ушли на обеденный перерыв в мастерскую третьего этажа.
— Согласиться с мнением Громова — равносильно подставить умышленно под удар, поэтому я беру свои слова обратно. Наша недоделка с Шаровым, что мы не побеспокоились о судьбе товарищей. Время у нас достаточно — необходимо продумать лучше — сказал Маевский.
На этом их разговор закончился. Солдатов принялся упорно стучать по наковальне. Маевский взял необходимое количество металлических клиньев и вышел из кузницы. Громов и Гаврила немного постояли, подышали свежим воздухом и спустились в шахту. Во время работы Громов все время ругал себя, считая, что он был виновником срыва плана, так как первый намекнул на возможную опасность. Он до сих пор не мог забыть и простить себе случая, когда его выгнали с подносчиков буров и сейчас представлялся случай исправить ее, но он не сумел воспользоваться.
Когда финны все чаще и чаще стали поглядывать на часы, ожидая обеденного перерыва, Громов вспомнил случай с Андреем Роговым. Это было впервые дни работы пленных в шахте, когда два шахтера катили вагонетку с отработанными бурами к вертикальному стволу, чтобы направить ее вниз для отправки в мастерскую и опрокинули в пространство, где двигалась клеть. Боясь увольнения, уговорили Рогова принять вину на себя, заплатив ему пятьсот марок и сорок буханок хлеба. Рогов отделался от мастера тумаками, а в лагере плетьми.
Громов поморщился от воспоминания, как будто березовые розги врезались в его тело, а не Рогова, но все же ухватился за эту мысль и спросил Гаврилу: — Как думаешь, Гаврила, если нам повторить случай Рогова? Правда, нанимать за себя, получать плети некого, да и не за что, отвечать придется своей шкурой, а подозрения на нас, по-моему, не будет: в одно и тоже время совершить два преступления нельзя! Пока ты будешь катить вагонетку к вертикальному стволу, я успею спуститься на третий этаж и вернуться обратно.
Возражение со стороны Гаврилы не последовало, он только сказал: — Ты же знаешь, что Гаврила Быков согласен на все, что правильно.
Незадолго до перерыва мастер позвал Леонида, и они направились произвести взрыв руды, застрявшей в люке между первым и вторым этажом. Громов с товарищами отдыхал, когда проходили Маевский с мастером мимо них. Рядом стояла вагонетка, которую они катали до обеда.
Леонид привязал динамит к рейке, постепеннн наставляя ее в длину и проталкивая вверх на расстоянии двадцати метров. Взрыв был удачен. Мастер в хорошем настроении пошел к месту остановки клети. Когда подходили к вертикальному стволу, в темноте мелькнуло шесть сигналов. Клеть вызывали на шестой этаж. Ожидать придется не менее пяти минут, пока она вернется обратно. Мастер присел на рельс и принялся насвистывать, признак хорошего настроения у него. С другого конца штольни Громов толкнул вагонетку под уклон. Что случилось, мастер не понял, когда Леонид отбросил его в сторону. Он ударился головой о выступ стены. Не сделай этого — смерть была бы неизбежной. Ощупывая ругою голову, мастер успел заметить, как вагонетка оказалась передними колесами в пространстве, где двигалась клеть. Она постояла немного в таком положении, по инерции перевернулась, и, ударяясь о выступы, упала вниз. Канат подъемника заколебался, и снова заскользил вверх. «Выдержал», — с досадой подумал Леонид.
Не прошло и минуты, как он снова задрожал, напружинился и с визгом взлетел вверх без клети, которая оторвалась. Внизу загрохотало, как будто произошел обвал шахты. Мастер бегом побежал к наклонному стволу, где по ступенькам трапа можно спуститься на третий этаж. Леонид едва поспевал за ним. Мастер негодовал. Авария вызвала тяжелые последствия, а ему не удалось поймать русского с поличным, даже заподозрить. Он окончательно убедился, что это работа рук Леонида, но открыто сказать не хотел. «Что заставило спасти мне жизнь?» — не раз задавал себе вопрос мастер и сам отвечал: — Русский смеется надо мной, а в следующий раз убьет меня».
На шестом этаже валялась куча железа; это все, что осталось от мотовоза и вагонеток. Из-под обломков вытащили труп раздавленного шахтера. Машинист не мог толком рассказать и объяснить причины, почему мотовоз сошел с места, но заверил, когда шло следствие, что по прибытию его в мастерскую русские были все в сборе, и никто не выходил из мастерской. Единственный из русских, который работал на третьем этаже, Леонид, не был в мастерской, но он вне всяких подозрений. Громов с товарищами комиссией признан невиновным в умышленном спуске вагонетки на клеть подъемника, так как она следовала по назначению: в ней был финн.
