Маевский работал у меня в бригаде. И производил впечатление интеллигентного человека. Приятное лицо, белые руки, на которых отчетливо заметны вены, веселая улыбка на лице, больше присуще музыканту, чем человеку, которого я искал
— Да! — согласился Алексей. — Это у него не отберешь! Вы не нашли в нем ничего такого, чтобы бросилось вам в глаза?
— Именно! — произнес Арва.
— Мне кажется, он немного похож на вас.
— Да, я об этом думал…
— Русские, собирайтесь к подъемникам! Авария на шестом этаже! — раздался сначала громкий голос, затем не замедлил появиться из темноты Громов.
— Мы же финны, — пошутил Алексей, вставая навстречу Громову и вынимая папиросы. Михаил не понял шутки, отстранил руку Алексея и насмешливо сказал: — Извините, господин переводчик.
— И пошел по штреку продолжая кричать: — На шестом авария… Мастер приказал бросать работу и идти на шестой…
Спешка, с какой собрали пленный и финнов на шестой этаж, вызвана аварией в люке. Под напором и давлением большой массы породы поломалась шпала, придерживающая руду, и засыпала путь, отрезав мотовоз от завода. Когда авария была ликвидирована, появился Громов. Послышались реплики и насмешки со стороны финнов и пленных: — Кричал больше всех — пришел позднее!
— Громов знает дело: горлом кричи — руки в кармане держи, — огрызнулся Михаил и присоединился к группе Леонида. Сигнал известил о спуске клети; шахтеры подошли к месту посадки; русские не спешили подниматься: их очередь последняя. Клеть с финнами, а затем с русскими, исчезла, только небольшая группа пленных дожидается очереди, когда подъемник доставит их на место работы, и начнется ненужное для них катание вагонеток.
Раздался телефонный звонок. Слушать некому. Пленные переглянулись. Громов снял трубку.
— Алло!
— «Мотовоз идет в шахту» — услышал он голос диспетчера и показал Леониду на мотовоз, который стоял невдалеке и оглушительно ревел. Леонид не понял. Тогда Громов крикнул: — Заглуши его к черту, все равно машинист еще на третьем! Мешает слушать.
Леонид исполнил просьбу.
— Хорошо! — И Громов под смех товарищей вешает трубку. — Мотовоз идет сюда, — говорит он, — едет немецкое начальство осматривать шахту.
Никто не поверил ему. Снова опустилась клеть. Из нее вышел мастер смены. Пленные бросились в клеть, чтобы занять места поудобнее.
— Матрос, — обратился мастер к Леониду, — ты поведешь мотовоз до завода, возьмешь буры, я схожу в контору шахты, и мы вернемся назад. Машинист останется на третьем этаже и тем временем поможет отремонтировать второй мотовоз.
Когда по какой-либо причине мастеру необходимо было ехать на завод, чтобы не отвлекать машиниста от погрузки вагонеток, он брал с собой Леонида.
Леонид молча сел на сиденье и завел мотовоз; мастер встал на подножку. Громов бросился к ним, но мотовоз, проворачивая колесами, рванулся вперед. Леонид укоризненно посмотрел на Громова. Выражение его лица говорило: все понимаю прекрасно и прошу не вмешиваться. Леонид не сомневался больше в верности слов Громова. Не знал только мастер и равнодушно поглядывал на русского, подставляя спину встречному ветру. Мотовоз был прицеплен в хвосте состава и постепенно набирал скорость. Столкновение должно было произойти вскоре: это чувствовалось по времени.
— Прыгать ли самому, — жить еще хочется, — или остаться сидеть, чтобы не вызвать подозрения у мастера. Хорошо, что я успел сообщить Николаю об Алексее, — думал Леонид.
Мастер по-прежнему смотрел на пленного. Он единственный из мастеров в шахте по-человечески относился к русским, а Леонида уважал. Он был настолько опытным шахтером, что среди шума мотовоза, на котором ехал, услышал посторонние звуки приближавшейся встречной машины по тоннелю прежде, чем Леонид. Мастер заволновался и, убедившись в правильности своих предположений, что-то крикнул русскому и спрыгнул с подножки. Леонид не расслышал слов. Произошло столкновение. Задние вагонетки лезли на передние и под напором сваливались с рельс. Леонида сильно толкнуло. Он упал в сторону и головой ударился о выступ стены, потеряв сознание. Очнулся в финской больнице, куда распорядился положить его мастер, зная, что в лагере к больным относятся очень плохо.
Пользуясь репутацией проверенного человека, Михаил Шаров, ежедневно под конвоем Арвы, навещал Леонида, — приносил продукты на завтрашний день. Первые минуты для больного тянулись медленно и были неприятны: Шаров, с присущим ему упорством журил за не продуманный поступок. Он говорил медленно, с трудом выдавливая слова, но они были настолько убедительны и верны, что Маевский не мог возразить.
— Второй Халтурин — пошел на самопожертвование ради того, чтобы в дребезги разбить вагон с тремя паршивыми немцами. Не подумал над тем, что на твоей совести сотни людей, ожидающих указания … а еще ругал Громова! И в какой момент? Когда два человека, незаменимых в нашей обстановке — солдат-коммунист и переводчик-военнопленный влились в нашу группу…
Лицо Шарова было каменное, ни малейшей жалости к другу, хотя ему было известно, что обдумать свое поведение Маевскому не было времени. Шаров, будучи медлителен в своих действиях, осторожен и точен, хорошо знал Маевского как выдержанного и рассудительного человека, поэтому никак не хотел ему простить.
Затем начинался разговор, с нетерпением которого ожидал Леонид, молча выслушивая нотацию друга. Он оживлялся, задавал вопросы, давал указания, касающиеся Арвы, остальная работа была возложена на Шарова.
Прощаясь, крепко жал руку Михаила, ласковым взором провожал солдата, и ожидал следующего дня.
Вышел на работу через три недели. Мастер определил его прочищать решетку от камней над ходом сообщения третьего этажа с шестым. Работа не трудная, но опасная: можно поскользнуться и упасть в пропасть.
Пока Леонид лежал в больнице, военнопленных одного за другим вызывали на допрос, но те, кто слышал разговор Громова по телефону, были надежные, и все как один твердили, что никто не поднимал телефонной трубки и финского языка не понимают.
Громов рассказал им несколько анекдотов и смешных рассказов о своей жизни; на том бы дело и кончилось, но начальство вспомнило Алексея-переводчика. Когда переводчик отказался выполнять гнусные работы охраны, его наказывали за каждую мелочь. Редкий день он не стоял под мешком. Улик за аварию против него не было, все шахтеры подтверждали абсолютную его невиновность, все же его часто вызывали в полицию на допрос и били. Финны вычеркнули его из списков переводчиков, а пленные стали называть его товарищем.
30. Разговор в мастерской
Ремонтная мастерская на третьем этаже служила местом обеда финнов и немцев. Русским вход запрещен. Военнопленные приспособились отдыхать в динамитном складе, около уборной, где было тепло незаметно. В других сменах склад так и остался местом отдыха для русских. В смене мастера-шведа русским разрешалось оставаться в мастерской на положении ненужных и непрошенных посетителей. Финны стеснялись его майорского звания и не выгоняли военнопленных из мастерской. Мастер не обращал внимания на присутствующих русских. Леонид редко заходил в мастерскую, большее время проводил на складе. Бывали дни, когда сильно уставал, Леонид не ходил на склад, а усаживался на камень, на решетке, и весь обеденный перерыв просиживал над пропастью — ямой, глубиной в двести метров, сверху прикрытой несколькими рельсами.
