бараке вместе с русскими и так оказался в шахте.
На пятый этаж опускались в последнюю очередь, поэтому Леонид отошел в сторону и стал наблюдать за товарищами. Они давно уже освоились с шахтой, знали свои работы, наиболее плохие места, куда нежелательно попадать и вслух обсуждали, как бы на сегодняшний день увильнуть от плохой работы.
Леонид внимательно слушал и старался вникнуть в их разговор.
— В прошлую смену мы работали «правильно», — говорил пискливым голосом невысокий военнопленный, одетый в шахтерский костюм, — я пришел в забой раньше финна и вижу: машины не установлены и бурить надо под самым потолком. Плохи дела, — сказал я себе, — семь потов прольешь пока перетащишь машины и стойки, не легче и тянуть шланги, особенно воздушный.
И стал я думать, как избавиться от работы. Машину разбить — опасно, стойку испортить — хуже для себя сделаешь: придется все время буровую машину держать на руках…
— Ты расписал все как по маслу, — прервал его рядом стоящий с ним военнопленный, — у бурильщика всего три вещи: остается перерезать шланги, не правда ли?
— Перерезать, — продолжал первый, — принесут из мастерской конус и соединят — дело пятиминутное! Я придумал другое: свернул шланг, заложил камнями и сел сверху. Приходит мой финн: — «Почему не работаешь?» Шлангов нет, — отвечаю я. — И давай мы с ним искать по забою, где лежат они. Походим — походим, сядем покурим и снова искать. Так полсмены и проискали. Пришел мастер и взял нас в шоры: «Если нет шлангов — другую работу делайте. Разбейте большие куски никеля, чтобы не застряли в люке». Мой финн не особо трудолюбив. Когда ушел мастер, он говорит: — Пусть разбивает сам, а мы их в люк столкнем — дальше не наше дело». Ну, думаю, пропажа найдется, а сам едва сдерживаю смех. Финн отвернул большой кусок руды и заметил шланг. Почесал затылок и говорит мне: «Дураки, искали полдня, а сами седели на них». Время было обеда, и мы ушли в мастерскую. После обеда немного пришлось пошевелиться.
— Это хорошо, что так обошлось, — сказал Громов, — вы спросите Яшку Филина, как они вагонетку с пути столкнули. Расскажи, не стесняйся.
— Про какую вагонетку ты говоришь? — спросил Филин.
— Про ту, которую вы столкнули с пути, когда чистили между рельс, потом нагрузили ее и сидели с важным видом, оживая помощи, мол она сошла груженая! Пришел мастер, а ты и говоришь: — «Господин, мастер, надо бы мотовоз — двоим не поднять!» Он ответил: «Хорошо! Сейчас подам!» Ушел и тотчас вернулся с палкой и заставил вас поднимать груженую вагонетку на рельсы. Так, что ли? — обратился Громов к напарнику Филина.
— Было дело, — подтвердил он, — но откуда тебе об этом известно?
— Кто-кто, а Мишка Громов все знает, — сказал Гаврила Быков.
— Когда пришел мастер, я сидел в динамитном складе. Заметив его, перебрался в уборную. Другого выхода не было — выйти нельзя: мастер не дурак, поймет, что с шестого этажа на третий в уборную не ходят.
— Так ты, друг, был не в лучшем положении, чем мы, — перебил Громова Филин, — просидеть полчаса в шахтерской отхожей не большое удовольствие!
— Наша очередь пришла, — сказал Громов, обращаясь к Леониду, не обращая внимания на насмешки и колкие замечания в его адрес. — Садись, да не поднимай голову высоко: в одном месте имеется выступ — можно задеть головой.
Люлька плавно заскользила по рельсам и не останавливаясь на промежуточных этажах быстро достигла своего назначения. Военнопленные вышли, заправили карбидные лампы и разошлись по своим местам. Леонид остался один. Электролампочка тускло освещала место, где он стоял. В полумраке Леонид заметил несколько столов, не которых стояли шахтерские продуктовые металлические ящики, а дальше была непроглядная тьма, проглотившая его товарищей. На верху Леонида предупредили, что около столов он должен дожидаться человека, который выдаст ему лампу и укажет место работы. Маевский нерешительно подошел к столу и хотел сесть на скамейку, но сильный свет электрической лампочки неожиданно ослепил его глаза. В темноте Леонид не заметил сидящего человека за столом, который давно наблюдал за его поведением.
Незнакомый человек встал, зажег карбидную лампу, подал пленному и сделал знак рукой следовать за ним. Он шел быстро по главному штреку, как человек, хорошо знавший местность. Леонид едва поспевал за ним, не махая лампой, боясь, как бы она не потухла, и часто спотыкался о валявшиеся куски руды. Они минули несколько люков, из которых нагружается руда в вагонетки, и свернули в боковой штрек, в конце которого стояла лестница, по которой поднялись в забой. В нем было совершенно темно, только в дальнем углу еле заметно мерцала лампа, крючком зацепленная за выступ стены.
Спутник Леонида крикнул шахтеру и полез обратно. Леонид подошел к рабочему и поздоровался. Шахтер, не поворачиваясь к пленному, кивнул головой и продолжал заниматься своим делом. Леонид понял, что он спешит зарядить пробуренные шпуры, сел в сторонке и стал наблюдать, как рабочий круглым шестом утрамбовывает динамит. В предпоследнюю палочку динамита вставляет детонатор и осторожно придавливает. Закончив заряжать, надрезал шнуры, убрал машину и шланги, снял лампу и показал Леониду как поджигать. Шнуры с шипеньем загорелись, рабочий побежал в сторону — включил воздух, чтобы после взрыва проветрить забой, и начал быстро спускаться по лестнице. Леонид побежал за ним, запнулся и упал. Лампа потухла.
Маевский растерялся и в темноте на ощупь начал искать лампу. Он ползал долго, порезал руку и расшиб колено, но найти никак не мог. Вспомнив, что вот-вот последуют взрывы, пошел в ту сторону, где по его предположению, был спуск в штрек.
Заметив шахтера внизу на лестнице, Леонид подумал: — «Сейчас он спросит, где лампа? А потом будут смеяться надо мной, как я в первый день своей работы в шахте потерял лампу и самообладание. Они будут говорить, что все русские трусы и бестолковый народ и ставить меня в пример. Не упустят случая пошутить товарищи, которые может быть, в первый день чувствовали себя гораздо хуже, чем я, но не показывали вида!»
Под впечатлением этих мыслей Маевский решительно повернул обратно и тут только вспомнил, что в кармане у него есть спички. С помощью их он быстро разыскал лампу, не было только капсюля, и спустился в штрек, где его поджидал финн. Рабочий закурил, затем порылся в кармане и достал несколько капсюлей, осмотрел их, и один подал Леониду, потом не спеша пошел на обед. Один за другим следовали взрывы.
Вскоре собрались все шахтеры. Они вешали лампы на стену и садились за стол. Пили кофе молча, сосредоточенно прожевывая хлеб. Собирая все крошки. Пленные собирались в кучу и разговаривали, курили, ожидая, когда закончится обед. Некоторые шахтеры отламывали куски хлеба от своей порции и давали тем русским, с которыми они работали.
Военнопленные замечали — шахтеры делились хлебом с большой неохотой не потому, что им было жаль его, а потому, что они не имели лишнего и недоедали сами ежедневно.
К концу обеда пришел невысокого роста с круглым и румяным лицом шахтер. Его внешний вид во многом отличался от остальных шахтеров, и Леонид сразу понял, что это не иначе, как сам мастер смены и узнал в нем своего недавнего спутника.
С приходом мастера завязался разговор.
— Матушка есть? — обратился он к Леониду певучим приятным голосом.
— Я не женат, — ответил Леонид, зная, что под словом матушка мастер подразумевает жену.
— Плохо! Плохо! — продолжал мастер. — У всех русских есть «матушка», а у тебя нет! А где работал до плена?
— Учился в институте, а потом служил во флоте, — ответил Леонид. С первого взгляда мастер произвел неплохое впечатление на Маевского.
— Ого, матрос! Учился в институте! — Он покачал головой и, обращаясь уже к рабочим, сказал: — Ему не место в шахте, катать вагонетки мог бы и другой!
— Мастер разговорчив, любопытен и пока неплохо относится к нам, — сказал Филин.
Через неделю Леонид освоился в шахте и самостоятельно работал бурильщиком.
Николай Солдатов работает в кузнице — закаляет буры, делает шплинты и исполняет всевозможные работы. В свободное время кует финские ножи на продажу. Ручки делает наборные или выливает из
