Шаров всех без лишней церемонии прогнал от больного. Старика Шарова побаивались все и возражать ему не стали, хотя Леонид просил оставить их. Он жаждал действий и борьбы, а болезнь приковала его к постели. Но с его болезнью работа группы не остановилась. С каждым днем становилось все больше членов. Военнопленные сплачивались вокруг товарищей Маевского. Действие группы ощущалось на заводе и в шахте, и никакая сила не могла приостановить работы, начатой Леонидом. Шаров вечером принимал сведения о проделанной работе за день.
Для успокоения больного друзья решились на опасный шаг. Громов работал в шахте, но часто нанимался за других на завод. Он проникал во все закоулки завода. Его можно было увидеть с пустыми ведрами или с железом в руке, прохаживающимся по двору с таким видом, что он занимается настоящей работой, то с портсигаром в руке для продажи.
Портсигара у него никто не покупал. Он был грязный и замаранный, даже охрана не отбирала его и предлагала забросить подальше. Портсигар служил ему предметом маскировки, чтобы выпутываться из трудных положений.
Энергичный и находчивый, вместе с тем наблюдательный, Громов был смелым и решительным человеком. Он своими немного косоватыми глазами заметил, что место соединения желобов, по которым выливается раскаленный шлак из печи, на выходе, около стены, стыкуется с другим. Рядом с заводом барак — контора, где ведется учет отправляемого полуфабриката. Возле него валяются неубранные стружки. Если немного раздвинуть желоба, то жидкость потечет вниз по стене завода, вызовет пожар, и загорится барак. Пожар не причинит большого вреда заводу, но они будут вынуждены приостановить электропечь. Маевский одобрил план Громова.
Громов за сходную цену поменялся местом работы на ночь, объяснив бригадиру, что ему на заводе необходимо разыскать финна-должника. Кто и за что ему должен, об этом не спрашивают, когда заключают сделку, и тот, кто пошел за него в шахту, не интересовался причиной обмена.
Ночью Леонид несколько раз подходил к окну. Он переживает за товарища, пошедшего на риск. Пламени не видно.
— Не случилось ли с ним неприятная история? Место многолюдное … Только бы не попасть ему в беду!
Солдатов не менее его переживает. Они договорились, что в 2.00, когда финны будут пить кофе, Громов сделает свое дело. Пошел 4-й час следующих суток, а пожара не видно, но Солдатов продолжал успокаивать Леонида.
— Громов достаточно осторожен и хитер, наверное, не может выбрать подходящего момента.
Чтобы не привлекать внимания — они слишком часто подходили к окну, — решили лечь спать. Николай быстро заснул. Леонид выспался днем и не мог заснуть. В голове бродили тревожные мысли. Он старался их отогнать, пытаясь думать о другом, но никак не мог избавиться от них. Много раз передумывал сначала и до конца: правильно ли поступил Громов, что пошел сам, и пришел к выводу: правильно, и не все делается так быстро, как намечается.
Меньше всего думал Громов. Избегав весь завод, показываясь всем на глаза, так и не нашел должника: на самом деле у него не было его, он только присматривался, ушли ли финны из конторы, и выжидал удобного момента. Он правильно поступил, изменив первоначальный план. В обеденный перерыв финны выходили из литейного цеха, чтобы подышать свежим воздухом и могли заметить раньше, чем пламя охватит барак. Осторожно раздвинув стык и выждав немного, поставил его в прежнее положение, спустился вниз по лестнице и в литейном цехе лег спать на теплые плиты никеля.
Началась паника: финны бежали тушить пожар, русские отдыхали.
Солдатов спал крепко, но когда услышал крики: «Горит! На заводе пожар!» — соскочил с нар и побежал к окну, около которого собрались военнопленные. Растолкав всех, он прислонился к окну и увидел, как над лесом, с той стороны, где был завод, краснело огромное зарево.
Леонид не поднялся. Ему было достаточно услышать долгожданные слова — и на душе стало легче. Беспокоила судьба Громова. Успокоился только тогда, когда на пороге появился Громов со словами: — Не нашел должника! Такой маленький финн, вы все знаете его. Взял ящик — ни хлеба, ни денег не несет и сам не показывается на глаза! Все равно разыщу подлеца!
Леонид хотел спросить Громова, но в это время старшина лагеря Гаврилов дал команду дневным сменам строиться на работу, а Шаров принес завтрак и сообщил новость, что украинцы на работу не пошли и их собирают в помещении переводчиков на тайное совещание.
Шарову было тут же поручено во чтобы то не стало проникнуть на совещание и узнать всю подноготную. Шарова пропустили без особых возражений, так как он пользовался авторитетом среди пленных как самый честный из поваров, к тому же, его побаивались: о нем сложилось хорошее мнение у охраны, и несколько неудачных попыток старшины Гаврилова убрать его с кухни закрепили за ним репутацию проверенного и незаменимого повара.
Тайное совещание военнопленных-украинцев, к тому же, с разрешения начальства, а главное под руководством Пономаренко, сильно беспокоило Маевского. С ним он познакомился впервые дни прибытия его в лагерь Пономаренко приехал в Петсамо-Никелевый лагерь с юга Финляндии, где он работал у крестьян. Своей солидной фигурой, красотой, и то, что он в плену научился свободно говорить по-фински, выделяло его из среды военнопленных. Первое время он работал переводчиком в производственной бригаде, потом был назначен заместителем коменданта лагеря. Общего языка они не нашли, а от помощи Пономаренко Маевский отказался. С тех пор они больше не встречались.
А сейчас, сидя за столом в помещении переводчиков, Пономаренко излагал «свои» планы на будущее. Голос был его спокоен, он чувствовал за собой силу и поддержку со стороны.
— Наша задача создать армию из военнопленных под руководством германского командования за тем, чтобы бороться за независимую Украину! С окончанием войны мы провозгласим самостоятельное государство…
— И превратимся в колонию Германии!
Пономаренко не смутился, чувствовалось, что к проведению данного мероприятия он готовился давно.
Яков Филин, бросивший реплику Пономаренко, встал и направился к выходу со словами:
— Нам не по пути. — За ним последовало несколько человек.
Совещание продолжалось целый день.
Когда Маевскому доложили о намерениях Пономаренко, он сказал: — Мы бессильны помешать правительству Финляндии передать военнопленных украинцев для создания армии, но должны сделать все, что возможно, чтобы военнопленных, изъявивших желание служить фашистам, было как можно меньше: они возьмут только добровольцев!
Вечером было собрано совещание значительной группы членов сопротивления. Шаров под видом чистки картофеля пригласил всех на кухню.
Леонид по состоянию здоровья присутствовать не мог, и поэтому дал Шарову некоторые указания по дальнейшему действию группы и отношению к украинскому контингенту военнопленных.
Когда собрались все, Шаров раздал ножи для чистки картофеля, принес несколько мешков и, высыпав на пол, начал разговор: — Военнопленный Пономаренко под руководством сверху объявил себя лидером борьбы за независимую Украину и повел агитацию за создание армии из украинцев с целью переброски ее в Германию.
— Набить ему морду немедленно! — прервал Шарова Солдатов. Его одернули другие и просили не мешать.
Сказанное Шаровым слова воскресили память о неудавшейся попытке организации добровольческой армии на территории Финляндии. Это подлило масла в огонь, и со всех сторон посыпался поток ругани на украинцев и их лидера.
Шаров выждал, когда стихнет шум, и продолжал дальше: — Вы не выслушали до конца и наносите незаслуженное оскорбленные всем украинцам.
— Правильно, — подтвердил Яшку Филин. — Не лезь вперед батьки в пекло!
— Дело в том, что его поддерживает незначительное число украинцев, но Пономаренко, чувствуя помощь начальника лагеря, действует смело и решительно и угрожает остальным. Мы собрались сюда за тем, чтобы обсудить, какую позицию должны мы занять по отношению к Пономаренко.
