где-то хаотичный и нервный, но культурно-цивилизованный масштаб столицы России, в коем ты песчинка, и никто про тебя не вспомнит и не подумает, — не как в Грозном, но жизнь, вроде мирная жизнь, да тоже в Москве кипит… А тут, что он видит! Из-за формы одежды и так на нее все смотрят, а она еще в темных, огромных очках, и явно кого-то выискивает. Неужто его ищет?
У Цанаева еще был шанс прошмыгнуть через спецконтроль. Но он уже стал понимать натуру Авроры. Она любое препятствие преодолеет. И лучше, чем в узком месте, в просторном аэропорту.
Вот она его увидела, конечно же, его искала, решительно двинулась.
— Гал Аладович, пожалуйста, простите, — Аврора говорила по-русски, значит разговор будет официальный. — Я знаю, это некорректно, но у меня нет другого выхода… У меня нет никого, к кому бы я могла обратиться, — тут она взяла очень большую паузу.
Цанаев интуитивно понял, что разговор о деньгах, и он все, что у него есть, отдал бы, лишь бы эта сцена произошла не здесь, у всех на виду.
— Очки-то зачем надела? — с нескрываемым раздражением спросил он.
Аврора резко, более чем приличествует, приблизилась к нему, чуточку опустила очки, тут же поправила. А Цанаев только вскользь заметил обширный, темный синяк. Зато глаза — проникновенно- мечущие-ся, унылые, влажно-теплые глаза.
— Тебе деньги нужны?
— Да, три тысячи… долларов.
— Откуда у меня такие деньги? — Аврора, как провинившаяся школьница, опустила голову, и Цанаеву она показалась совсем маленькой, жалкой, еще более похудевшей за последнее время. — Я из Москвы привезу.
— Я вам верну. Через пару месяцев верну… А когда вы прилетите?
— Через неделю.
Услышав это, Аврора быстренько отошла в сторону, стала кому-то звонить, видно, разговор был нелегкий, потому что, когда она вернулась к Цанаеву, обильная испарина у нее на лбу.
— Откуда синяк? — спросил Цанаев.
— Света нет, споткнулась, упала, — Аврора улыбнулась или пыталась улыбнуться, что так не нравилось Цанаеву.
А чуть позже, уже в самолете, он развернул газету — и вновь статья о Таусовых, точнее, о ее брате.
Оказывается, он член НВФ — незаконного вооруженного формирования, уже много лет был в розыске. На днях спецслужбы после долгих поисков обнаружили бандита; последнего, из братьев, уничтожили после того, как Таусов оказал яростное сопротивление.
Конечно, в этом очерке сплошная ложь. Но суть есть: скорее всего, и сама Аврора прямо или косвенно связана с боевиками и, наверное, деньги для них просит. Так и Цанаев может попасть в пособники НВФ. Такая перспектива его никак не прельщала, он даже мучился в сомнениях, и деньги для него немалые, да слово дал. И чтобы хоть как-то перехитрить ситуацию, он намеренно вылетел в Грозный на день раньше — и что от коллег слышит? — мол, Аврора со спецслужбами повязана, с ними общается, кто-то видел.
— Как повязана? Ведь ее брата спецслужбы и убрали.
— Так они сами вербуют, сами воспитывают, сами помогают, как им не надо или надо, сами же парней ликвидируют. И служба есть, и погоны есть, и боевые с полевыми и с наградами.
Об этой ситуации все знали или догадывались, что все не так просто в этой войне. И, наверное, поэтому Цанаев, впрочем, как вся интеллигенция, пытался держаться вне этих событий, соблюдая как бы нейтралитет: он ученый и занимается только наукой. А тут его ученый секретарь, действительно Аврора, почти революцию не только в институте, но и в его душе учинила.
«Надо от нее избавиться, — твердо решил Цанаев. — Вот отдам три тысячи долларов, словно откупаюсь, и пусть увольняется. Ни мне, ни институту эти проблемы не нужны».
Настроившись, он так бы это ей и сказал. Но Аврора опередила его. Как всегда, она с зарею была около института. И на свежем снегу Цанаев увидел ее следы: только она ходит в туфлях на шпильке. Конечно, это бедность — сапоги, видимо, купить не может. И пока директор об этом думал, она выскочила из-за тополя, испугав его, и сразу вопрос:
— Вы деньги привезли? Я долг верну. Я в течение двух-трех месяцев рассчитаюсь, — она нервно сжимала у груди посиневшие от холода руки, словно вымаливала.
— Не на улице ведь, — сказал Цанаев. — Хотя бы в здание пройдем.
В кабинете Цанаев первым делом бросил перед ней на стол деньги и после этого хотел поговорить, — мол, расчет с последующим увольнением, и не поминай лихом. Однако Аврора вдруг резко схватила пакет, вновь руки прижала к груди:
— Здесь три? — она быстро попятилась к двери, и уже выходя: — Я так благодарна вам, так благодарна!
Цанаев даже слово сказать не успел, и первое ощущение — будто цыганка его облапошила. Сразу же захотелось курить. Вообще-то, по его распоряжению, в здании института не курят. Он и сам на работе очень редко курил, и то на самом верху, на чердачном балкончике, куда он в одном костюме и заторопился.
С высоты вид всегда завораживающий. Выпавший за ночь обильный снег многие изъяны войны прикрыл, но все равно вид разбитого города уныл, пе-щерен, как нависшие хмурые, беспросветные, тяжелые тучи. Как гром — гул привычной канонады, некий предопределенный ритм воюющей Чечни. И словно под этот ритм, преодолевая небольшие сугробы, по своей тропе торопится Аврора.
У забора она остановилась, стала звонить. Разговор был недолгий, после чего она ловко перемахнула через преграду и, видимо, кого-то поджидая, стала прямо посредине разбитой, редко посещаемой дороги.
Этой ситуацией Цанаев так заинтересовался, что успел выкурить не одну сигарету, а изменений нет, и тогда, поняв, что холод одолевает, он вернулся в кабинет и уже сел в свое кресло, да любопытство вновь потянуло к балкону, и он даже надел пальто, надеясь выстоять до конца.
Ждать пришлось недолго: вторую сигарету докуривал, как появился «Уазик» — мчался, словно на праздник. Около Авроры резко, с юзом, затормозил, как будто заигрывая, чуть не сбил ее. И что Цанаев видит: с некой лихостью из машины выскочил уже знакомый Цанаеву усатый фээсбешник-чеченец, который интересовался Авророй.
Что они говорят, Цанаев, конечно же, не слышит. Видно, разговор не мирный и, как показалось ему, Аврору попытались посадить в машину, она отбилась, кинула что-то в салон и побежала. Мужчина что-то крикнул ей вслед, тут же умчался.
«Она связана со спецслужбами», — с такой мыслью Цанаев вернулся в кабинет, но вновь не усидел. По горячим следам он должен разобраться с Авророй и уволить ее.
Так он и сделал. По ее следу добежал до забора. Но тут чуть-чуть рассудок возобладал. Вдруг кто увидит, как он лезет через забор. Да и не просто, забор-то высокий.
Цанаев быстренько вернулся обратно во двор института, и пока отряхивал со штанов снег, думал идти в кабинет, да ноги повели за Авророй, правда, в обход, как положено, по тротуару, что, оказалось, действительно очень далеко.
Цанаев вовсе не охотник, но тут ничего не надо — все на виду, только Авроры след — туда и обратно. Как ни странно, живет она совсем рядом, да найти ее и вправду было бы непросто. Никто не догадался бы, что в этих развалинах кто-то может жить.
Для приличия Цанаев постучал в перекошенную калитку, крикнул негромко «Аврора!», не услышав ответа, осторожно приоткрыл. Маленький дворик. Здесь чувствуется жизнь, не кое-какой, а заметный порядок и еще кто-то наследил.
— Аврора! — уже во дворе вновь крикнул Цанаев, подошел к окну, да оно заклеено клеенкой. Рядом — разбитое ракетой крыльцо, новая дверь, за которой он в полумраке обнаружил покрытые коркой льда ведра с водой, колотые дрова, пушистый, рыжий кот, который, увидев его, прильнул к двери в комнату, как бы за собой приглашая, что Цанаев сделал, и тут же, в дверях, как вкопанный, стал. Аврора только-только поставила капельницу мужчине, успокаивает его:
— Потерпи, сейчас станет полегче.
