— Спасибо. Деньги мне нужны, — как всегда сказала Аврора. — А командировочные? Два-три дня надо будет провести в Москве.
Они вместе вылетели. В отличие от Авроры, Цанаев предполагал, что это дело затянется, как минимум, на неделю, и ему придется изрядно побегать по инстанциям, соблюдая бюрократическую волокиту.
Отчасти так и получилось — две недели они провели в Москве. Однако самому Цанаеву бегать почти не пришлось, Аврора сама всюду моталась и по вечерам она прямо на дом приходила к Цанаеву для подписи или печати на очередном документе.
— Ты зайди, чайку попей, — предлагает Цанаев.
— Нет-нет, я не голодна, уже поздно, еще дела, — дальше дверей Аврора не проходит, тут же, как бы извиняясь, все директору докладывает, а после ее ухода вдруг жена Цанаеву говорит:
— А у тебя с этой Авророй ничего нет?
— Ты о чем? — удивился Цанаев.
— Как о чем?! — недовольна жена. — Ты там в этом Грозном один, можно сказать «холостой» мужчина. Квартира своя, пустая. А эта Аврора уже не юная девица… Да и девица ли вообще? Вроде весь мир объездила, всюду побыла, все повидала и, видать, испробовала.
— Замолчи! — перебил супруг. — Как ты смеешь так говорить!
— О-о! Уже защищаешь? — ухмыльнулась жена. — То-то, она так смотрит на меня, будто я тебя у нее отнимаю.
— Не неси чушь!
— Это не чушь. Я по-женски все вижу и чувствую. Она неровно дышит к тебе.
— А, может, и я неровно дышу к ней? — усмехнулся Цанаев.
— Вот это меня и беспокоит, — констатировала жена и, как про себя отметил Цанаев, не без основания. Потому, что он стал замечать, что хочет быть рядом с Авророй, общаться с ней, и ему это приятно, хотя их точки зрения по многим событиям не совпадают, но у Авроры очень странная, даже оригинальная жизненная позиция, которая Цанаева и отталкивает, и одновременно притягивает.
Иногда, когда Аврора ему среди дня звонит, что-то согласовать, он, если жена не слышит, предлагает ей где-либо в кафе посидеть, обсудить дела, правда, все официально. А она также сухо отказывается, и лишь под конец сама предложила:
— В честь успешного завершения давайте пойдем в Большой театр.
— Я билеты куплю, — загорелся Цанаев, но Аврора его остудила.
— Тогда четыре — еще ваша супруга и моя знакомая.
Такой состав Цанаеву не очень интересен, но пришли еще и Ломаев с супругой (тоже Аврора пригласила), хоть было с кем в антракте коньяк распивать.
А сама опера Цанаеву не понравилась — убаюкивала, он все позевывал; в общем, по окончании его вердикт:
— Чуть не заснул, — на что Аврора сказала:
— Не надо было пить, — а уже дома жена Цанаева подытожила:
— Эта Аврора корчит из себя светскую даму. Тоже мне, оперой увлекается, а в Большой пошла чуть ли не в парандже, всех напугала… Дура!
Почти то же самое подумал и Цанаев, когда через месяц, работая даже ночами, Аврора все же умудрилась собрать экспериментальное оборудование. Да это все можно считать пустое, потому что материалов для исследования нет, и еще нужен дорогущий термовакуумный пресс.
— Как ненужная мебель, — стал возмущаться Цанаев.
«Вот сейчас бы уволить ее», — даже подумывал он. Но за что? Не только как ученый секретарь, но и всю документацию Аврора ведет; как уборщица — тоже все в порядке. Да вот жена к Цанаеву из Москвы ежедневно звонит и непременно, как бы между прочим, спросит:
— Ты еще эту Аврору не уволил?.. Смотри, что-то есть в ней революционно-реакционное. Эта дура что угодно учудит, тебе отвечать придется.
А сама Аврора в то же время говорит:
— Гал Аладович, я уже договорилась с Норвегией. Мой институт дает нам материалы для исследования бесплатно.
— Ну и в чем дело? — сух Цанаев.
— Надо поехать, привезти.
— Ну и в чем дело?
— Деньги на дорогу нужны.
— Тебе, Аврора, постоянно деньги нужны.
Как обиженный ребенок, она потупила взгляд и чуть погодя сказала:
— Мы могли бы получить не один грант: и наука, и деньги. И я бы докторскую добила, — последнее она сказала так жалостливо, что Цанаев, прекрасно понимающий значение защиты для ученого, все же поддался:
— Сколько денег и срок исполнения? — и, ужесточая требование: — Все в письменной форме. Не уложишься — пеняй на себя.
На следующий день, увидев справку Авроры, Цанаев усмехнулся:
— Ты посчитала только дорогу? Ведь там жизнь дорогая.
— Общежитие бесплатно, уже договорилась, — сообщает Аврора, ее глаза жизнью загорелись. — А питание — пятнадцать долларов в день… Я и на пять долларов там жила — нормально.
— А срок? Две недели.
— У меня открытая виза.
— Ну, смотри, — Цанаев дал добро, и когда Аврора вновь зашла подписать расходный ордер, он сказал: — Вижу, тебе Норвегия нравится.
— Сказать честно… — она немного задумалась. — Там, как мне кажется, словно в раю. Все живут честно, хорошо и добросовестно трудятся.
— А мы здесь не трудимся?
— Трудимся, — гримаса появилась на ее лице, — зарабатываем мало… Несправедливо.
— Это про меня? — возмутился Цанаев.
— Да при чем тут вы? Государство такое.
— Так что ж ты в Норвегии не осталась?
— Осталась бы с удовольствием. И была бы возможность, — ее голос стал несколько вызывающим и вдруг осекся: — Здесь трое инвалидов на мне.
— Да, — согласился Цанаев и, глянув в окно, про себя подумал, что Норвегия должна быть раем по сравнению с руинами Грозного. — А с кем больных оставишь? — поинтересовался он.
— С медсестрой договорилась, и сноха… Я, надеюсь, быстро управлюсь.
Быстро не получилось. Не исходе была уже четвертая неделя. Цанаев был в Москве и почему-то постоянно думал об Авроре, и с раздражением — так задержалась. А что ни говори, а оказывается, институт без нее еле функционирует; все на ней, а она пропала в райской Норвегии.
И вдруг жена Цанаева выдает:
— Оказывается, твой институт, кого хочет, в Европу командирует.
— Ты это о чем? — удивился Цанаев.
— Как «о чем»? Твоя Аврора в Норвегии.
— А как ты узнала?
— Хм, — усмехнулась жена. — Тут целая драма, — она смакует тему. — Оказывается, по этой старой деве вроде бы сохнет твой друг Ломаев. И даже хотел вместе с Авророй лететь, якобы, помочь. Так знаешь, как эта Аврора отшила Ломаева?
— Как? — не сдержался Цанаев.
— Позвонила жене Ломаева, и спросила: отпускаешь супруга?
— И что?
— Ясное дело, «что?». Скандал в семье… Так этой Авроре этого мало. Несмотря на это, она по электрон-ке прислала письмо Ломаеву: «Деньги нужны».