самом деле так — без Авроры работа не идет.
А Аврора стала подавленной, совсем немногословной и незаметной, а тут явилась как-то поутру — и некий огонек в глазах:
— Гал Аладович, можно к вам обратиться не как к директору, а как к советнику Президента и члену комиссии?
— Говори прямо и по существу.
— Вы член комиссии по компенсационным выплатам.
— У-у, — выдал Цанаев, словно зуб заболел.
Это, действительно, очень больной, а для кого-то очень прибыльный, вопрос. Дело в том, что, как жест доброй воли, правительство России «за утраченное во время военных действий жилье» выплачивает компенсацию по триста пятьдесят тысяч рублей семье — то есть, десять тысяч долларов — гроши. Но и это не дают. Только половину — какие-то откаты. При этом надо собрать массу справок для комиссии.
Из-за неких соображений, а также, чтобы хоть как-то уменьшить коррупцию, Президент своим указом ввел в состав комиссии и Цанаева.
Пару раз Цанаев поучаствовал в работе комиссии, понял, что он эту систему не переделает, пачкаться не хотелось, и он попросил исключить его из комиссии, заявление написал. Об этом он сообщил Авроре, а она:
— Но вы до сих пор в списке, как член комиссии.
— Не может быть, — Цанаев тут же позвонил председателю «Временного комитета по компенсационным выплатам».
— Вы, как член комиссии, утверждены Москвой, — отвечает председатель, — и процедура вашего выхода не проста, должна быть резолюция Президента.
— У-у, — еще хуже стало Цанаеву, отключил телефон и Авроре: — Что у тебя?
— Я вам рассказывала, мои братья еще до первой войны законно купили в Грозном пять домов — ныне одни руины. Я отдала все свои сбережения — пятьдесят тысяч, восстановила документы и подала на комиссию, неделю в очереди стояла.
— Ну и что? — перебил Цанаев.
— Сказали, получу половину, но и это, если повезет, через месяц, а может, полгода. Посредники просят сто тысяч сразу — процесс ускорят. У меня больше денег нет. А деньги нужны, отца на операцию надо везти. Каждый день его губит, у него адские боли. Он и дети на уколах. Я вся вновь в долгах. Помогите.
Не в тот же день, а сразу же, Цанаев направился в комитет по компенсациям. Столпотворение — словно базар.
— Брат, брат, тебе помочь? — пристал к Цанаеву один обросший, с отталкивающей внешностью молодой человек. — Все, что хочешь, любой документ, любую улицу, любой адрес — все сделаем, — чересчур навязчив он.
— А если документы утеряны? — поинтересовался Цанаев.
— Нет проблем, только бабки вперед, все будет на мази!
— А если на один дом двое хозяев?
— Проблем нет — только плати… Слушай, брат, даже если улицы такой нет, лишь бы твой паспорт и заявление — я отвечаю.
— А потом мне придется отвечать?
— Чего? — рассмеялся посредник. — Посмотри вокруг. Кто ответит за этот бардак, за эти руины, за наши смерти?.. И разве это компенсация — это обман, в котором я вынужден участвовать. Знаю, харам,[6] но иных вариантов нет, или с автоматом в лес?
— Нет, только не в лес, — сказал Цанаев.
— Так тебе помочь? Скидку сделаю.
Цанаев собеседника поблагодарил, направился ко входу, а тот вдогонку:
— Тебя туда все равно не пропустят. Только — своих, и только — за бабки.
— Пустят, — уверен Цанаев, предъявил федералу-охраннику удостоверение советника, а тот небрежно:
— Мы подчиняемся Москве, и местные бумаги не в счет.
— Что значит «не в счет»? — вскипел Цанаев. — Ты находишься в Грозном, а не в Москве.
— Ваша, ваша,[7] — подскочила к Цанаеву одна женщина, и на чеченском: — Не связывайся с ними, чего доброго, стрелять начнет. Для них документ один — деньги, и пускают лишь своих.
— Погоди, — нервничает Цанаев, он достал удостоверение Российской академии наук. — А этот документ вас устроит? Выдан в Москве, РАН. Я директор академического учреждения.
— Слушай, — склонился над ним здоровенный контрактник, — здесь любой документ подделывают и продают.
— Это вы все подделываете и продаете, — вскипел Цанаев. — СССР — продали, Россию — продали, Чечню — уничтожили!
— Ваша, ваша, — уже множество рук обхватило Цанаева, потащило в сторону. — Ты с ними не спорь. Посмотри вокруг — сплошь варварство, а ты к порядку призываешь. И кого?.. Ты видел его автомат? Износилось железо — столько стрелять! И в кого?
Когда Цанаев отошел в сторону ему говорили:
— Давай, поможем. Без денег поможем. Что надо, скажи?
Цанаев поблагодарил всех. Покурил, успокоился, позвонил председателю.
— Скажи, член комиссии может к тебе на прием попасть?
— Цанаев, ты? Где ты?.. Сейчас пришлю человека.
Внутри здания атмосфера и обстановка даже хуже, чем снаружи. По коридорам, торопясь туда-сю-да, снуют люди. Всюду горы бумаг, документов, дел и, кажется, эта контора либо собирается переехать, либо все это вывести на свалку и сжечь.
«Да, — подумал Цанаев, — несуществующие адреса, несуществующие и несуществовавшие дома, несуществующие люди, паспорт поддельный — «мертвые души»? Гоголя ныне нет. А в таком обществе Гоголь разве родится?»
Зато кабинет председателя, как положено, флаг и герб России!
— А почему чеченской символики нет? — удивлен Цанаев.
— Мы ведь федерального подчинения. Бюджет России. Помогает нам.
— Да, — грустно выдал Цанаев и, наверное, что-то некорректное ляпнул бы, но в кабинет постоянно заходят разные люди с бумагами — председатель подписывает, торопится. Чтобы это понять, и высшего образования не надо: здесь деньги делаются.
— Может, я в коридоре подожду?
— Не-не, прости… Закройте дверь! — наконец-то гаркнул председатель. — Видите, у меня советник президента, член нашей комиссии!
— Последнее мог бы не уточнять.
— Хе-хе, это я для порядку… Ну, может, чай?
— Спасибо, — Цанаев понимает, что здесь витают такие суммы, что пить некогда — бухгалтерия сложная; сделал бабки — и форс-мажор: шальной снаряд угодил, или боевики напали, словом, пожар, а «ревизор» даже не приедет.
А председатель объясняет Цанаеву:
— Я понял. Ты хочешь, чтобы твой сотрудник получил компенсацию — быстро и в полном объеме. Первое — помогу. А со вторым — прости. Дело в том, что тридцать пять процентов от суммы сразу же оседает в Москве — так называемый откат. Еще пятнадцать мы здесь пилим — военные, милиция и прочее, кому не угодишь — сам знаешь, все при оружии.
— Но это ведь обман! — возмущен Цанаев. — Какая эта компенсация — копейки! И их не выдают.
— И за это огромное спасибо Кремлю! — громко сказал председатель и демонстративно вознес палец, повел глазами по потолку: мол, здесь прослушка.