бузу. Иначе, — Климов вытащил из-за пояса «люгер» и постарался, чтобы угроза как можно скорее дошла до «Медика». Подсказал, что ему делать нечего, как только соглашаться на все его условия, если он не хочет иметь шишек на свою голову.
«Медик» люто глянул на Климова и отвернулся.
—
Зиновий. Всем руководит Зиновий.
—
Это кличка?
—
Имя.
«Странно, — подумал Климов. — Ну, да ладно».
—
А фамилия?
—
Твои расходы, мои труды, — неожиданной присказкой ответил «Медик» и вперил в Климова свой самовластный взор. — Чего ты вязнешь? Ты же влип. Тебе — каюк. Ушел бы в горы, как нормальный человек, а так ты — в заднице. Хоть это бы усек! Все уже схвачено и решено без нас.
—
Ты меня с собой не путай, — возмутился Климов и с размаху влепил «Медику» затрещину. — Жуй свои сопли сам.
Голова «Медика» дернулась и он пролаял:
—
Падла!
Климова это нисколько не задело. Он и не собирался выглядеть в его глазах пай- мальчиком. Падла так падла.
От выпада ногой «Медик» свалился на пол. Жилы на его шее вздулись, лицо стало багрово-синим. Глаза выпучились.
—
Фамилию Зиновия! — заорал Климов и, вздернув «Медика», вновь усадил его на замолчавшего охранника. —
Живее!
«Медик» застонал. Обморочно-тусклые его зрачки вернулись к жизни и он осознанно сказал:
—
Плахотин.
При упоминании этой фамилии на Климова пахнуло то ли чердачной пыльной паутиной и летучими мышами, то ли затхлой подвальной плесенью. Может-быть, чем-то и другим, но все равно на душе стало погано и мерзко. Он сразу вспомнил и свой сон, перед отъездом в Ключеводск, и давний бой с любимчиком Ростова.
—
Бывший чемпион по боксу?
—
Да.
Бесхитростно и робко посмотрев на Климова, «Медик» достал платок, встряхнул его и вытер кровь подносом. Через мгновение он снова чувствовал себя самим собой. На Климова он больше не сердился, в том смысле, что на больных не обижаются.
Эта разительная, но уже знакомая перемена в его лице и поведении, на секунду возвратила Климова в мужское отделение психиатрической лечебницы, швырнула на больничную койку и сжала на его горле пальцы санитарки Шевкопляс.
«Теперь она мне долго будет сниться», — помотал головой Климов и посмотрел на «Медика»: словно впервые. Террор не характерен для воров, он характерен для политиков. Только они спокойно могут отправлять на смерть десятки, сотни, тысячи людей, играя свои жуткие спектакли.
—
Поднимайся, — сказал Климов. — Поведешь к Зиновию.
«Медик» закряхтел и встал. И в это время у него включилась рация.
—
«Медик», «Медик», я на связи.
Климов моментально вырвал рацию, повел стволом крупнокалиберного «люгера», направил его в переносье «Медика».
—
Где он?
Замешательство, промелькнувшее в глазах «Медика», заставило Климова оскалить рот:
—
Стреляю.
—
«Медик», «Медик»… — рация не умолкала. Голос у Плахотина был глуховатый, но довольно, четкий.
—
За Ястребиным Когтем, — сказал «Медик». — В вертолете.
Климов тай и думал. Главарь не сунет башку в петлю. Поостережется. Для черновой работы есть другие люди и другие службы.
—
Где взрыватель?
Высокомерие на лице «Медика» сменилось дремой послушания.
—
У Зиновия «дистанционник», — догадался о характере взрывателя Климов, — а мне нужно знать, где сам взрыватель?
—
Под вторым газгольдером.
—
Пошли.
—
Куда? — заартачился «Медик».
—
В штольню, — гаркнул Климов. — Быстро!
Рацию он отключил и сделал шаг назад.
—
Туда нельзя, — возразил «Медик». — Там люди Зиновия.
—
Где? Сколько?
«Медик» поморщился.
—
Не ковыряй вилкой в ухе. Я и так слышу.
—
Живо! — взбеленился Климов. — Я спешу.
—
Два на входе, — с изменившимся лицом ответил «Медик». — Нас не пропустят.
—
Прикажешь, — с беспощадной суровостью в тоне сказал Климов и подтолкнул «Медика» к боковому ходу, ведущему в штольню.
«Медик» повиновался, но не преминул съязвить.
—
Вязкость мышления — привилегия «шизиков», а ты, вроде, мужик нормальный.
—
А еще недавно говорил, что псих.
—
Считай, что я тебя хвалил.
—
Вот и хвали. Зачем ругаться? — сказал Климов
и
подумал, что в туннеле «Медик» попытается бежать. — Иначе, завалю.
Перед уходом из бункера Климов оглянулся. Охранник уже не стонал, а судорожно хрипел, намертво вцепившись в ножку стула. Лампа-переноска освещала стены ровным белым светом. «Тяжело придется в темноте, — подумал Климов. — Особенно стрелять».
—
Послушай, Климов, — прислонился к стене «Медик». — Давай поговорим.
—
О чем?
—
О нас с тобой, — сбиваясь на скороговорку, зачастил «Медик», и вся его длинная тирада свелась к неутешительному выводу, а именно: при таком уме, как у Климова, благородный характер — погибель. Благородство ценится только тогда, когда мужчина холоден, бесстрастен и расчетливо-рискован. Словом, безрассудному в мире истинных хозяев жизни делать нечего. Любая попытка утвердиться среди них обречена на провал; можно не то что остаться без порток, собственную голову прошляпить.
—
Ты меня вербуешь? — спросил Климов и с наивно- постным выражением лица взглянул на «Медика».
—
Ничуть, — ответил тот. — Предупреждаю.
—
Зря, — отрезал Климов. — Я дебил. Я начисто лишен инстинкта самосохранения. И сделаю то, что задумал. Вот смотри, — он показал на вход в туннель, перед которым задержался. — Там
Вы читаете Мертвый угол
